Путешествия во времени. Продолжение истории.

Вступление.

… Сорок семь лет спустя, когда Гортензия была освобождена из вонючей ямы, в которой была фактически заживо похоронена, а вездесущие журналисты стекались со всех частей огромной страны, чтобы сфотографировать её и опубликовать немедленно свои репортажи, она уже не помнила ни как её зовут, ни как она сюда попала, ни что произошло ранее.
— Почему она содержалась взаперти, словно дикая бестия? – преследовали репортёры вопросами Amadeo Piralta.
— Потому, что мне это нравилось. – спокойно отвечал тот.
Ему уже исполнилось восемьдесят лет. Однако, выглядел он холёным и респектабельным, но не понимал одного – к чему устроена вся эта запоздалая суматоха, ведь всё случилось столько лет тому назад. Он не готов был дать разумное объяснение столь жестокому насилию над личностью, хотя считался оратором, политиком, патриархом и заботливым прадедом подрастающего поколения. Никто не осмеливался смотреть ему прямо в глаза, даже всемогущие священники приветствовали его почтительным поклоном своих покрытых золотом голов. За свою долгую жизнь Пиральта значительно увеличил наследие отца, расширил землевладения до самых краёв штата и ударился в политику, которая превратила его в самую влиятельную фигуру региона. Ну а за время совместной жизни со своей, с каждым годом становившейся всё более отвратительной супругой, обзавёлся девятью законными потомками и бесчисленным количеством внебрачных детей, о которых никогда не вспоминал, т.к. Padre имел сердце не предназначенное для любви, а может не имел его вовсе. И единственным, от чего он не смог отказаться, осталась Гортензия, застрявшая в его мозгу как нелепый и нескончаемый ужасный сон.
После короткой страстной встречи с юным созданием в травах невозделанного поля, кишащего слепнями и оводами, молодой ухажёр вернулся домой, где его ждала работа и его пресная и скучная невеста. А Гортензия осталась, осталась для того, чтобы на следующий день схватить свою единственную одёжку и пуститься на поиски единственного любимого, а затем принять ужасную участь вечной рабыни, явившись пред ним накануне помпезной и весёлой свадьбы. Первым его желанием было немедленно расправиться с ней, забыть, стереть из памяти раз и навсегда, но увидев её старенькое жёлтое платье и счастливые молящие глаза, решил подумать об этом позже, а пока попросту спрятать её на некоторое время.
И так, почти беспечно, Гортензия пошла, чтобы остановиться в старом подвале заброшенной фабрики по производству сахара, принадлежащей могущественному клану, в котором и провела в заточении всю свою оставшуюся многострадальную жизнь. Это было замкнутое помещение, довольно широкое, влажное, тёмное, душное летом и холодное ночами в межсезонье. Скудная меблировка состояла из жалких остатков домашней утвари, никому ненужного изношенного барахла и тюфяка. У Амадео совсем не находилось времени улучшить обстановку, хотя порой он видел в своих диких фантазиях эту девушку своей любовницей на восточный манер, укутанную в дорогой прозрачный тюль, видел, что убогий подвал превратился в обитель с дорогой резной мебелью на изогнутых позолочёных ножках, выдувными стеклянными лампами, персидским ковром, парчой и павлиньим пером. Быть может он и сделал бы что-либо из этих своих надуманых воспалённым мозгом планов, но Гортензия не напоминала ему о его обещаниях. Она существовала, как ночная бабочка, как один из слепых неоперившихся птенцов, что живут в глубине пещер или высокогорных гнёздах, которым нужно немного еды и воды для выживания. Её жёлтое ветхое платьице совсем развалилось и она осталась совсем голой, похожей на первобытную самку.
— Он меня любит и всегда любил. – заявила она освободившим её соседям. Столько лет, проведённых в заточении, наложили на её голос рык, больше был похожий на храп умирающего.
Первые недели Амадео много времени проводил с ней в потаённом подвале, утоляя свой нескончаемый сексуальный аппетит, боясь раскрытия своей тайны, он не выводил её наружу, оставив лишь единственный лучик дневного света, пробивавшийся сквозь прутья заросшей растениями вентиляционной решётки. Он приходил в ночи и мгла погружала их в любовные объятия. Мокрые, пропитанные плесенью стены, повторяли за ними все стоны и необузданные крики, превратившись в многократное зеркальное эхо двух безумцев. Подвал трансформировался в некий закупоренный флакон, где влюблённая парочка катались в объятиях, словно забытые во времени сросшиеся близнецы. Когда она спала, он выходил, чтобы вернуться с провизией до её пробуждения, а потом снова заключить её в объятия. Любить друг друга до самой смерти и сгореть, как факел, но вдвоём, как единое целое… Но ничего такого не произошло. Наоборот, всё произошло вполне предвиденно и банально. Уже через месяц Амадео Пиральта устал от этих повторяющихся игр, сырость поедала его и всё больше он задумывался о внешней стороне своего существования. Настал час возвращения в реальную жизнь и «поправки упряжи своих коней».
— Жди меня здесь, детка. Я ухожу, чтобы сделать себя очень богатым. Я принесу тебе подарки, одежды, украшения, достойные королевы. — сказал ей напрощанье.
— Я хочу детей. — ответила Гортензия.
— Детей? Нет! Будешь иметь кукол.
В последующие месяцы Перальта забыл о подарках, куклах, украшениях и одеждах. Посещал Гортензию только тогда, когда вспоминал о ней, не всегда для любви. Порой, только ради того, чтобы услышать песнопение и знакомую мелодию, наблюдая за элегантными пальцами, перебирающими струны. Но иногда даже и этого не происходило. Времени хватало только на то, чтобы спустить вниз сетку с наспех собранной едой и кувшин воды. Позже он забыл на целых девять дней о её существовании и обнаружил своё «наказание» умирающей от истощения и жажды. Это ли проблема?! Осознал, что ему нужен помощник по уходу за своей пленницей, которая требовала всё большего внимания. Его поездки, встречи, дела уже не позволяли ему уделять ей необходимый уход. Нашлась одна нелюдимая индианка, которая согласилась кормить арестантку и чистить её склеп, скрести на ней лишайники, которые пошли врост на её теле, хотя пока были едва видимы.
— Вам не жалко было эту бедную женщину? — спросило её правосудие.
Но надзирательница ничего не ответила. Окинула всех безразличным взглядом и харкнула чёрной табачной слюной.
Нет, пленённая не чувствовала себя несчастной, как не чувствует себя несчастным рождённый идиотом. Она бережно оберегалась от вредного воздействия улиц, будучи запертой в своей темнице. Её мозг остановил мышление где-то между детством и одиночеством. А в реальности было создано невиданное миру существо — дитя подземелья.

Окончание уже завтра. Пишите, обсудим.

Окончание истории.