Тарханы

Эта часть — в развитие темы «Майский экспромт с литературно-историческим акцентом»

Парадоксально, но во многом благодаря именно мемориальным музеям сегодня мы имеем возможность представить мир русской усадьбы XIX века. «Красный петух» революции не пощадил «дворянские гнезда», которые нам знакомы (или могли бы быть знакомы) по многочисленным произведениям русских классиков: Пушкина, Толстого, Тургенева, Гончарова, Бунина, Чехова… Что уж говорить о тысячах безвестных русских усадеб, когда даже связанные с именем Пушкина родовые поместья в Михайловском и окрестных деревнях подверглись разграблению – до того момента, пока озаботившаяся сохранением культурного наследия советская власть не взяла под охрану бывшие писательские вотчины.
Мир русской усадьбы как особый культурный феномен давно и успешно исследуется: «исчезнувшая Атлантида» — пожалуй, его самая яркая и точная характеристика.
В чем отличие усадьбы от городского особняка? Усадьба – это единство природы и архитектуры: жилого господского дома, комплекса хозяйственных построек, церкви. Это обязательно парк с тенистыми аллеями, темное зеркало пруда с непременной беседкой или деревянной скамьей, фруктовый сад с яблонями и сливами. И, конечно, сам дом: как правило, совсем небольшой, чаще всего – деревянный, с деревянными же колоннами «под камень» — но уютный, живой, с террасой, на которой так приятно теплыми летними вечерами пить чай и прислушиваться к заливистой песне лягушек в пруду.
Мне, конечно, неведомо это ощущение жизни в усадьбе – но, как и всякий элемент «культурного кода» нации, знакомо. Коллективное бессознательное.
Вот и усадьбу Тарханы, когда-то принадлежавшую бабушке Михаила Юрьевича Лермонтова – Елизавете Алексеевне Арсеньевой, можно рассматривать не только как памятник русскому поэту, но еще и как «обломок Атлантиды». Тем более что как помещица Арсеньева весьма преуспела, была образцовой хозяйственницей и умудрялась получать немалую прибыль с производства и продажи различной сельскохозяйственной продукции.


В своем рассказе о Государственном Лермонтовском музее-заповеднике «Тарханы» я буду использовать самое что ни на есть авторитетнейшее издание, непревзойденный источник буквально всех знаний о Лермонтове –академическая «Лермонтовская энциклопедия» под редакцией В.А.Мануйлова. Интересный факт: занимательные рассказы Ираклия Андроникова о загадках в творчестве Лермонтова нашли академическое воплощение в энциклопедии, как и прочие результаты его многочисленных исследований на протяжении четверти века. Кстати говоря, именно Андроникову доверили написать предисловие к этому самому авторитетному в области лермонтоведения изданию. Конечно, помимо харизматичнейшего Ираклия Луарсабовича над созданием этого монументального труда работал целый авторский коллектив. Пользующаяся бешеной популярностью в читальных залах во времена моей учебы (не редкость – четыре головы вокруг единственного экземпляра), сейчас эта энциклопедия оцифрована и находится в свободном доступе в сети! О, нынешние студенты-филологи не понимают своего счастья…

Ну и еще источник – пусть не такой авторитетный, но зато полностью аутентичный: купленный в музее информационный буклет «Тарханы».
Вооружившись этими подпорками, отправляемся в усадьбу.




Дом-музей Лермонтова был открыт 30 июня 1939, в ноябре 1944 его преобразовали в музей-усадьбу. В 1969 году на базе музея-усадьбы создан Государственный лермонтовский музей-заповедник «Тарханы» общей площадью 91 гектаров. В его состав входят усадьба Арсеньевой, церковь Марии Египетской, сельская церковь, сторожка при ней, фамильная часовня Арсеньевых, где похоронен поэт.


В сквере перед музеем — памятник Лермонтову:



Тарханское имение принадлежало бабушке поэта Елизавете Алексеевне: она вместе с мужем Михаилом Васильевичем приобрела его 13 ноября 1794 года за 58 тысяч рублей. Имение было записано на имя Елизаветы Алексеевны, так как деньги на покупку были взяты из ее приданого.
«Лермонтовская энциклопедия» так объясняет необычное название:
«Новые владельцы перевели крепостных с оброка на барщину: крестьяне работали три дня на себя, три дня на помещика. Жители Тархан издавна занимались хлебопашеством, скорняжным промыслом, скупали мед, сало, шерсть, но больше всего шкурки домашних животных. Выделанный мех продавали далеко за пределами своей округи. Таких скупщиков, разъезжавших по селам, называли тарханами. Отсюда — новое название села. Уже с 1805 оно встречается наряду со старыми — Никольское и Яковлевское, а потом становится официальным».
Под этим названием село просуществует до 1917 года, когда его по своему обыкновению новая власть не переименовала – в Лермонтово.


Вот только непосредственно Михаилу Юрьевичу это имение не принадлежало, да и сама фамилия – Лермонтов – для законной владелицы Тархан была неприятна. Знакомство с биографией Елизаветы Алексеевны Арсеньевой позволяет сделать вывод, что этой женщине пришлось в жизни перенести много горя, она была несчастлива в семейной жизни – но при этом не утратила своей железной воли, неукротимого характера и упорства во всем, что касалось счастья ее обожаемого внука. Вот как об этом пишет «Лермонтовская энциклопедия»:

«АРСЕ́НЬЕВА Елизавета Алексеевна (урожд. Столыпина) (1773—1845), бабушка Лермонтова со стороны матери, воспитавшая его и ставшая на всю жизнь самым близким ему человеком <…> Получила домашнее образование; обладала способностями и природным умом, развитию к-рых благоприятствовали культурные, в т. ч. лит. и театр., интересы семьи. Пользовалась уважением многочисленных родственников и знакомых, любила молодежь — друзей Лермонтова.
Брак Арсеньевой не был счастливым. 1 января 1810 г. М.В.Арсеньев отравился; в 1817 умерла ее единственная дочь — М.М.Лермонтова. Всю свою любовь Арсеньева отдала с тех пор Лермонтову, о котором писала в письме к П.А. Крюковой: «он один свет очей моих, все мое блаженство в нем». Любовь к внуку была одновременно самоотверженной и властной; ради Лермонтова бабушка готова была на любые жертвы, но с тем, чтобы распоряжаться судьбой внука безраздельно. Больше всего опасалась
она влияния со стороны отца. Через несколько дней после смерти дочери Арсеньева выдала Ю.П.Лермонтову вексель на 25 тысяч руб. Вероятно, это была пролонгация выданного ранее заемного письма. После отъезда зятя из Тархан в Кропотово Арсеньева 10 июня 1817 составила завещание в пользу внука, поручив своим братьям до совершеннолетия Лермонтова принять на себя опеку над его имениями и не отдавать мальчика отцу; в противном случае она лишала внука наследства. <…> Лермонтову приходилось скрывать свои сыновние чувства. В 1830 он был на грани ухода к отцу, однако победила самоотверженная любовь Арсеньевой. После смерти отца (1831) бабушка осталась самым близким человеком для Лермонтова».

Будущий русский поэт появился в Тарханах в возрасте полутора лет: родители вернулись сюда из Москвы ранней весной 1815 года. Здесь мальчик провел свои детские годы – вплоть до конца лета 1827 года, когда ему пришло время поступать в пансион.

«В имении было 4081 десятина земли. На восточной окраине находились дубовые рощи, где брала начало небольшая речка Милорайка. По ее руслу были устроены пруды, окружавшие усадьбу с трех сторон, — Большой (перегороженный плотиной), Средний и Верхний, или Барский. На восточном берегу Милорайки два сада — Средний и Дальний с декоративными участками, на западном берегу — Круглый, соединенный липовой аллеей с дубовой рощей».




Тарханские впечатления, воспоминания детства отразились во многих произведениях поэта. В стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен» он писал:

… И вижу я себя ребенком; и кругом
Родные все места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей;
Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,
А за прудом село дымится — и встают
Вдали туманы над полями…





В 1817 году, после преждевременной смерти Марии Михайловны Лермонтовой, решительная Елизавета Алексеевна кардинально меняет облик имения: она продает на слом старый барский дом, где ей довелось пережить столько горя, а на его месте в 1820 году возводит небольшую, в стиле ампир, каменную церковь Марии Египетской в память дочери.




Для себя же с внуком она поставила в саду «одноэтажный деревянный дом с мезонином, обшитый тесом, с профилированными карнизами, балконами, незамысловатыми наличниками и крылечком с парадного входа».
Сегодня в барском доме, отреставрированном с максимальным приближением к виду лермонтовского времени, создана мемориально-бытовая экспозиция.



В восстановленном доме ключника, одном из флигелей усадьбы, размещена экспозиция «Быт тарханских крестьян лермонтовского времени».




Самое время направиться в дом Арсеньевой.
Это очень скромный помещичий дом «в десять барских комнат, с обязательным набором парадных и жилых покоев, с передней, с двумя входами – красным для господ и черным для дворовых, с верандой и балконами».


Через бывшие сени и переднюю…

…можно пройти в парадные комната, первая из которых – зала.


Центральное место здесь занимают семейные портреты, особое место в этой миниатюрной галерее отводится портрету Елизаветы Алексеевны Арсеньевой:

Глядя на это лицо, мы призадумались о возрасте Арсеньевой в период, когда мальчик попал под ее попечение. Путем нехитрых арифметических вычислений выяснилось, что на момент рождения внука бабушке был всего-то 41 год! Впору самой личной жизнью заниматься – с точки зрения наших сегодняшних представлений… А когда умерла ее дочь и Елизавете Алексеевне пришлось взять на себя обязанности по воспитанию внука, ей было 44 года.

Арсеньева не жалела средств для воспитания и образования Мишеля. В Тарханах, а затем в Москве с мальчиком занимались гувернеры. Вместе с ним воспитывалось до десяти сверстников — дальних родственников и детей соседних помещиков.
«Для укрепления здоровья внука бабушка в 1820 и 1825 возила его на Кавказ, в Горячеводск. В конце лета 1827 Арсеньева с Лермонтовым переехала в Москву для подготовки его к поступлению в Пансион (лето 1828 они провели в Тарханах). Будучи полупансионером, Лермонтов жил у бабушки. Четыре лета (1829—32) они провели в Середникове. В июле — нач. авг. 1832 Арсеньева с внуком переехала в Петербург, где Лермонтов поступил в Школу юнкеров. В 1-й половине 1835 Арсеньева по хозяйственным делам должна была уехать в Тарханы. Весной, будучи уже корнетом л.-гв. Гусар. полка, Лермонтов писал: «Не могу вам выразить, как огорчил меня отъезд бабушки. Перспектива остаться в первый раз в жизни совершенно одному — меня пугает».
Вся жизнь Арсеньевой была теперь ожиданием писем от внука и встреч с ним…» («Лермонтовская энциклопедия»).

В детстве у Михаила обнаружились явные склонности к рисованию: свидетельством этого таланта юного Лермонтова являются копии с его рисунков, выставленные в зале барского дома в Тарханах. Например, этот рисунок «Мадонна с младенцем» 1830 года:


А уже в следующей комнате – гостиной в насыщенных синих тонах – выставлено живописное полотно Лермонтова – картина 1837 года «Кавказский вид возле селения Сиони»:


Картина была подарена бабушке Елизавете Алексеевне в знак любви и уважения.

Столовая – третья и последняя парадная комната барского дома:


В окно столовой через балкон видна церковь Марии Египетской:


За парадными комнатами следуют жилые покои и помещения для разных целей. Первая среди них – «образная комната», т.е. комната с образами – иконами. Как говорится в путеводителе, сохранились воспоминания: если маленький Миша болел – Арсеньева освобождала дворовых девок от «урошной» работы и отправляла их в эту комнату неустанно молиться о здоровье мальчика.


Кстати говоря, дворовые девушки рукодельничали как раз в комнате по соседству с образной: в светлой девичьей были большие окна.



Следующая комната – чайная: небольшая – но очень уютная, с характерными приметами налаженного помещичьего быта: изящной посудой, сверкающим самоваром, вышитыми скатертями и салфетками.


Множество мелких деталей свидетельствуют о вкусе хозяйки и ее эстетических предпочтениях. Например, вот эта картина-панно из бисерной вышивки – настоящий шедевр немецкой работы!


А это – изящный французский набор для занятий миниатюрной живописью:


Для учебы внука Елизавета Алексеевна выделила отдельную комнату, которая так и называлась – классной. А вот чтобы попасть в кабинет самой хозяйки – надо подняться по скрипучей деревянной лестнице в мезонин. Две из четырех комнат второго этажа занимала Арсеньева: здесь находится ее рабочий кабинет с секретером красного дерева.


Видное место в этом помещении занимает портрет, изображающий двадцатилетнего Михаила Юрьевича Лермонтова: бабушка заказала картину по торжественному случаю – в честь производства внука в офицеры Высочайшим приказом от 22 ноября 1834 года.


Следующая комната – спальня хозяйки. По поводу подлинности обстановки путеводитель уклончиво отмечает, что здесь «воссоздан типичный интерьер спален первой половины XIX века».


Личные комнаты поэта в мезонине барского дома сохранялись в неизменном виде при жизни Елизаветы Алексеевны Арсеньевой – и даже после ее смерти в обезлюдевшем доме все оставалось по-прежнему. Посетивший Тарханы в 1859 году знакомый Лермонтова – И.Н. Захарьин-Якунин – застал покои давно погибшего поэта «в том виде и порядке, какие были во времена гениального жильца этих комнат».



Справедливости ради надо отметить, что в пору после своего совершеннолетия Лермонтов провел в усадьбе своего детства не так много времени, и с этим местом у него не связано особых достижений в литературе.
Если для Пушкина жизнь в родовых усадьбах (Большое Болдино, Михайловское) сопровождалась творческим взлетом, то в отношении Лермонтова даже авторитетная энциклопедия вынуждена констатировать: Лермонтов приезжал в Тарханы летом 1828 года, затем провел здесь время с 31 декабря 1835 года до 13 марта 1836 года. В Тарханах Лермонтов работал над драмой «Два брата», 2 февраля 1836 года здесь было написано стихотворение «Умирающий гладиатор». И все.


Особое место в этой части экспозиции занимают мемории – личные вещи поэта: рукоять турецкого ятагана, портсигар, курительная трубка.


Жалкие, грустные обломки времени…
Возле этого стенда почему-то отчетливо начинаешь понимать состояние несчастнейшей Елизаветы Алексеевны, которая все время пребывания обожаемого внука на военной службе находилась в состоянии постоянной тревоги:

«Когда в феврале 1837 Лермонтов был арестован за стихотворение «Смерть поэта» и переведен на Кавказ в Нижегородский драгунский полк, Арсеньева была в отчаянии. 13 июля 1837 она обратилась с письмом к великому князю Михаилу Павловичу, которого просила ходатайствовать перед царем «о прощении внука» <…>
Два года (1838, 1839) прошли для нее сравнительно спокойно, если не считать постоянных опасений, что «Мишу женят», и волнений по поводу его служебных провинностей. Но были и радости — успехи внука в литературе и рисовании, которыми Арсеньева очень гордилась: «… старухи любят хвалиться детьми, думаю оттого, что уже собою нечем хвалиться»

Дуэль Лермонтова с Э. Барантом в начале 1840 и приказ о переводе внука в Тенгинский пехотный полк были новым ударом для А. Она рассталась с Лермонтовым в мае 1840 и больше его не видела».

Известие о смерти внука застало Елизавету Алексеевну в Петербурге, куда она приехала хлопотать о нем же. В конце августа Арсеньева вернулась в Тарханы в состоянии, которые знакомые описывали с глубочайшей жалостью и состраданием: «Говорят, у нее отнялись ноги и она не может двигаться. Никогда не произносит она имени Мишеля, и никто не решается произнести в ее присутствии имя какого бы то ни было поэта».

Но неукротимая бабушка должна была исполнить еще один долг любви и преданности: теперь все ее усилия были направлены если не на облегчение участи ссыльного внука – то хотя бы на возвращение его тела и совершение захоронения со всеми христианскими обычаями и почестями.
Почти полгода ушло на реализацию этого труднейшего замысла, но Арсеньева добилась разрешения на перевоз тела внука из Пятигорска в Тарханы, и 23 апреля 1842 года состоялось повторное погребение — во втором, свинцовом гробу в фамильной часовне Арсеньевых, неподалеку от сельской церкви.



В фамильном склепе – еще три могилы: в соседних могилах лежат дед поэта М.В.Арсеньев и его мать М.М.Лермонтова. В 1845 склеп пополнился еще одним захоронением – бабушка ненадолго пережила своего молодого внука. Ее гроб замурован в стену, а в памятной надписи неверно указан ее возраст — 85 вместо 72 лет. Из подслушанного нами рассказа экскурсовода, такая ошибка возникла «по вине» самой Елизаветы Алексеевны: якобы она на исповеди говорила не свой истинный возраст – а добавляла себе года, умноженные скорбями и несчастьями, гибелью близких людей.

В 1974 между часовней и церковью появилась еще одна могила: из села Шипово современной Липецкой области был перевезен прах Ю.П.Лермонтова, отца поэта.
Так многострадальное и несчастное семейство объединилось – но уже не в земной жизни, а там, где нет ни печали, ни радости – но жизнь бесконечная.



Со смертью Арсеньевой Тарханы перестали быть постоянным местом проживания: по завещанию усадьба перешла к ее брату Аф.Ал.Столыпину, после смерти которого имением владел его сын А.А.Столыпин, а затем -М.В.Каткова.
«Никто из наследников в Тарханах не жил. Безучастное отношение владельцев поместья к памяти поэта, частая смена управляющих отразились на состоянии усадьбы. В 1867 управляющий Горчаков снял для продажи мезонин с дома (потом мезонин был снова поставлен на место). В 1908, в ночь с 13 на 14 июня, дом сгорел. В 1909 на старом фундаменте был поставлен новый дом, сохранивший внешний вид и планировку прежнего».

Зато сегодня Лермонтово – место притяжения. Хотелось бы сказать: место притяжения поклонников творчества Лермонтова – или как минимум людей, неравнодушных к отечественной истории. Но наш опыт свидетельствует: ни одна писательская усадьба не застрахована от посещения свадебными кортежами. Такое сплошь и рядом в Ясной Поляне встречается, вот и в Лермонтово мы с трудом урывали момент, чтобы обойтись в кадре без расфуфыренных гостей, подогревающих себя во время вынужденного ожидания, связанного с беспрерывной фотосессией счастливых брачующихся. О чем думают молодожены, позирующие на фоне церкви, созданной как памятник безграничной скорби, — неведомо. В лучшем случае, они об этом не задумываются.


Поэтому рискну предположить, что в Тарханы стоит ехать, по возможности, в будний день, когда щемящее сиротство этой земли особенно заметно.