«Неизвестная» Германия. 4 сезон. Часть 3. Баден - Вюртемберг - Рейнланд - Пфальц - Гессен.

Часть 1. Польша — Саксония — Баден — Вюртемберг.
Часть 2. Баден — Вюртемберг.

Шестой день путешествия планировался с религиозным уклоном. Потому как в приоритете были сакральные объекты.

С утра нам снова подфартило с погодой. Навигатор повёл местными дорогами средь припорошенных снегом холмов и деревень, что несомненно добавляло позитива.

Первая остановка в Маульбронне (Maulbronn), который вырос вокруг цистерцианского монастыря. Аббатству без малого 900 лет, и оно является одним из самых известных в Европе.

Монастырь включен в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО, и это уже достаточный повод для того, чтобы уделить ему повышенное внимание.

Аббатство Маульбронн является ярким примером ранней готики. Весь комплекс характеризуется присущей цистерцианцам простотой и скромностью. Рассчитанные на эффект пропорции и орнаменты расценивались в этом ордене как излишняя роскошь.

Монастырь был заложен в 1147 году в плодородной долине реки Зальцах. Здесь у монахов были идеальные условия для сельскохозяйственных работ, а также для обеспечения себя всем необходимым с полей, виноградников и прудов.

Аббатство росло и процветало, пока вместе со своими многочисленными строениями не превратилось в небольшой, уютный, обнесенный стеной средневековый мини-городок со своей ратушей, жилыми и хозяйственными постройками и гостевой часовней.





Из пяти крепостных башен до нашего времени дожили четыре.


Самым старым строением является монастырская церковь в романском стиле. Она возведена в типичном для цистерцианцев виде в форме креста. Ее притвор, то бишь «предбанник», называемый Парадиз, был построен лишь в начале XIII в., но уже в переходном раннеготическом стиле.

Со временем цистерцианцы стали позволять себе некоторые отступления от правил ордена, примером чему являются позднеготические окна с ажурным орнаментом, а также свод храма, ячейки которого украшает растительный орнамент.


Неф церкви разделен посредине романской кафедрой на две части — для монахов и мирских прихожан.

Наиболее важная восточная часть церкви отводилась хоральным монахам, которым, как священникам, предписывалось служить мессы, молиться и изучать Священное Писание.

Их мирские братья отвечали лишь за снабжение общины.

Такое разделение можно наблюдать и в других частях церкви, но более всего это бросается в глаза в трапезных, примыкающих к кухне монастыря. Господская трапезная была построена около 1220 г. Здесь также читали с кафедры, чтобы монахи могли познакомиться с одними и теми же текстами. Ведь в те времена книги являлись редким достоянием, и было невозможно обеспечить каждого монаха собственным экземпляром. Этот светлый двухнефный зал с высокими окнами и ребристым сводом, поддерживаемым колоннами с капителями, украшенными орнаментом в виде листьев, считается самым красивым помещением Маульбронна.

А вот трапезная для братьев-мирян с её низким сводом темна и узка.

Обходная галерея с садом посредине соединяет монастырские строения, относящиеся к зоне отшельничества.


Беседы здесь разрешались лишь в парлатории.

Это строение в стиле поздней готики с сетчатым сводом соединяло внутреннюю зону монастыря с внешней, а также с домом настоятеля и гостевым домом.

С точки зрения рядового обывателя, коим, несомненно, являюсь и я, самым красивым сооружением аббатства является Родниковая часовня.

Её украшением служит пирамидальный фонтан для омовения рук.

А вот в храме таковым является изумительный по красоте резной партер.


В алтарной части внимание приковывает т.н. барельеф скорби. Более от алтаря ничего не сохранилось.

Далее мы начинаем вторжение в долину Рейна, тем самым перемещаясь в федеральную землю Рейнланд-Пфальц. Поездки в этих краях – не для слабонервных. Чумовой трафик на автобанах, многокилометровые пробки на съездах с них и стыках способны в одночасье разрушить чётко выстроенные планы. Нас это тоже коснулось, поэтому даже программу-минимум не удалось реализовать в полной мере.

Начали мы со Шпайера (Speyer). Закрепившись на подвернувшемся паркинге, оказались меж двух «огней». С одной стороны застыл в небе Боинг-747 – символ местного Технического музея.

С другой – громада собора Девы Марии и Святого Стефана.

На осмотр музея и дня маловато, поэтому вписать такое мероприятие в наш краткосрочный визит крайне сложно. Так что направляемся в храм, который является самым большим из сохранившихся романских сооружений в мире и вполне закономерно включён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

В соответствии с романским восприятием мира императорская власть была подобием власти Божьей, поэтому неудивительно, что первый император Священной Римской империи из Салической династии Конрад ll в 1025 г., когда его политические позиции укрепились, приказал возвести собор как символ своих притязаний на господство. Собор был освящен в 1061 г. Но спустя двадцать лет его уже основательно перестраивал внук Конрада II Генрих IV. История собора, начавшись со святых Марии и Стефана, продолжалась и в последующие века, когда он пережил череду пожаров и разрушительных войн, что вызывало необходимость ремонтов и перестроек.

В 1806 г. даже Наполеон вынужден был приложить усилия к тому, чтобы не допустить окончательного разрушения собора, которому уже была уготована участь каменоломни. И только проведенная в 1957—1966 гг. основательная реставрация вернула собору характерный для ХII в. внешний вид романского стиля.

При этом были сохранены лишь изогнутая крыша над восточным куполом и необходимые для статической прочности крепления в стиле барокко, а также западные пристройки XIХ в., выполненные в неороманском стиле.

Тем не менее именно западный фасад храма является наиболее привлекательным с точки зрения дилетанта. Его украсили окном-розой с барельефом Иисуса, статуями Девы Марии и других святых покровителей собора, а также декоративной резьбой.

Свод притвора вызвал у меня стойкие ассоциации с персидскими архитектурными традициями.

Ну, а изобилие размещённых под ним скульптур заставило вспомнить о македонской столице Скопье.


Интерьеры собора предельно аскетичны.


Из-за многочисленных разрушений в храме не осталось следов Средневековья и оформления в стиле барокко.

Лишь за исключением едва заметного свода над средокрестием, выдаёт который восьмигранная конструкция.

И поэтому ничто не мешает наслаждаться простотой линий и величием романской архитектуры.


Жемчужина собора – его крипта, являющаяся самой большой в мире. Она сохранилась со времен начала строительства императорского собора и состоит из 39 опор, на которых покоится свод выстой почти 7 м. Эту необычно высокую крипту называют «самой красивой нижней церковью мира».

С самого начала крипта задумывалась как помещение для богослужений. Во времена Средневековья количество приписанных к собору священников исчислялось несколькими десятками. Все они были обязаны проводить богослужения. Поэтому в одной лишь крипте насчитывалось целых шесть алтарей.

И это помимо главного алтаря.

В крипте располагается проход к императорской усыпальнице, доступ в которую стал возможным лишь в начале прошлого века.

До этого времени большинство гробниц королей, императоров и их жён оставалось нетронутым.

В том числе и гробница Конрада II, которая с момента его захоронения в 1039 г. находилась на прежнем месте — под центральной точкой строения, где император как бы постоянно участвует в молебнах.

После вскрытия усыпальниц из них изъяли все артефакты, которые ныне представлены в качестве экспонатов музейной экспозиции при соборе.




Собор первоначально строился как усыпальница для императора Конрада II и его жены. Новшеством явилось то, что и все последующие властители династии Салических франков повелели захоронить себя здесь (Конрад II, Генрих III, Генрих IV и Генрих V).

После Салических франков и последующие династии Штауфенов, Габсбургов и Нассау еще на протяжении 200 лет выбирали Шпайерский собор в качестве последнего пристанища и тем самым превратили его в имперскую усыпальницу: германские короли Филипп Швабский, Рудольф I, Адольф Нассауский и Альбрехт I.

Таким образом, Шпайерский собор является самой крупной усыпальницей королей и императоров в Германии, которую можно сравнить с усыпальницами французских монархов в Сен-Дени под Парижем, испанских королей в монастыре Эскориал возле Мадрида или английских королей в Вестминстерском аббатстве в Лондоне.

Среди прочих рельефов с изображениями захороненных в усыпальнице властителей наибольший интерес представляет надгробие короля Рудольфа I из рода Габсбургов. Оно было изготовлено еще при его жизни. На нем король стоит на льве — символе власти, а в руках у него — королевские регалии: корона, скипетр и держава.

Присущий всем Габсбургам выдающийся нос является характерной особенностью его лица, на котором возраст и заботы властителя оставили весьма глубокий отпечаток. Для Средневековья подобные реалистичные изображения были в диковинку. Как правило, королей изображали молодыми, полными сил и энергии и без каких-либо отличительных особенностей. Поэтому данное изображение представляет собой уникальный изобразительный документ, запечатлевший средневекового властителя.

Сам город Шпайер до сей поры не утратил имперского духа.


Куда ни глянь, всюду в глаза бросаются размах и роскошь.



Рождественский базар, раскинувшийся на Соборной площади и близлежащих улицах также шикарен, как в плане оформления, так и в плане ассортимента.





Не менее привлекательны и близлежащие улицы и переулки.


Но на контрасте с шумной и бурлящей Максимилианштрассе здесь, пожалуй, можно даже оглохнуть от тишины.

Шпайер меня изрядно возбудил. Поэтому, прежде чем покинуть город, требовалась ещё какая-нибудь эмоциональная встряска. Таковым событием стало посещение церкви Святой Троицы, куда мы зашли по наитию.

Зашли и онемели от красоты её интерьеров.

Нечто подобное до этого встречали только в польской Силезии в костёлах Мира в Свиднице и Яворе.



До Вормса (Worms) добрались без задержек. Только вот некстати начавшийся холодный дождь подпортил и настроение, и впечатление от прогулки. 2000-летнй город, помнящий даже мифических нибелунгов, значительно пострадал в ходе многочисленных войн. Восстанавливать в первозданном виде его не стали, поэтому в Вормсе интересные объекты сохранились лишь точечно.


Среди них т.н. Красный дом – чуть ли не единственное гражданское сооружение, сумевшее пережить катастрофу 1689 году, когда в ходе войны за Пфальцское наследство город был практически стёрт французами с лица земли.

Городские ворота уцелеть не могли по определению. Тем не менее Вормс может похвастаться копией ворот св. Мартина, которые были возведены в начале прошлого века.

Забавно, что нынче это сооружение настолько глубоко интегрировано в городскую застройку, что вычленить его как отдельный архитектурный объект крайне затруднительно.

Но большинство из в той или иной степени сохранившихся объектов в Вормсе — это, естественно, храмы.

Главный среди них – циклопический собор св. Петра – выдающийся образец романской архитектуры, который лишь на сотню лет моложе храма в Шпайере.

В 1689 году французы попытались взорвать собор св. Петра, но, хорошенько обделавшись, отправились со своей зловещей миссией в Хайдельберг, замок которого, увы, не устоял.


Храм этот действующий, принадлежит католикам,

так что внутри тоже есть на что посмотреть, помимо интерьеров.



Прежде всего это касается главного алтаря, выполненного по проекту архитектурного гения эпохи барокко Бальтазара Ноймана.

Но наиболее ценными артефактами собора св. Петра считаются готические барельефы, изображающие сцены из жизни Христа. Например, «Положение во гроб».

Барельефам более пятисот лет. Ранее они украшали обходную галерею.

Сейчас барельефы спустили пониже, дабы любители искусства имели возможность лицезреть их воочию.

Выйдя из собора, мы довольно долго перемещались без задержек, потому как глазу зацепиться было практически не за что. Разве что у памятника Лютеру, идеи которого поначалу наиболее близки оказались правителям Пфальца. Кстати, слово «протестантизм» возникло ни где-нибудь, а в Шпайере.

Таким образом дочапали до местного базарчика, который, несмотря на интригующее название в честь нибелунгов, оказался весьма скромненьким и не совсем уютным.

Так что и на нём мы надолго не задержались.


Возвращаться к машине кратчайшим маршрутом не в моих правилах, поэтому приходилось периодически сверяться с картой, дабы ещё что-нибудь зацепить по пути.

Машу такие остановки иногда бесят, особенно в некомфортных погодных условиях. Здесь мне на выручку приходят витрины магазинов или парки-огороды, где она с неистовой страстью начинает собирать всяко разны семена.

Во дворике доминиканского монастыре я наконец-то смог как следует сориентироваться. Увы, но кроме стены жилого дома, сохранившейся аж с романской эпохи, более ничего существенного мне высмотреть не удалось.

50 километров до Майнца (Mainz) мы ползли полтора часа. Впрочем, по-любому прибыли бы в город уже в темноте. С парковками там беда. Если бы не удалось пристроится, я бы поехал дальше. Но мой единственный заготовленный вариант не подвёл. Дождь, к счастью, закончился, поэтому на разведку мы отправились в охотку.
В Майнце находится ещё один из тройки грандиозных императорских романских кафедральных соборов, которые сохранились до наших дней практически в первозданном виде.

Попасть внутрь него уже не представлялось возможным. Даже подступиться к храму в темноте было непросто, поскольку центр города оккупировал бесконечный Рождественский базар.


Побродив по его закоулкам, поплутав в паутине средневековых улиц, выудив при этом несколько примечательных объектов, мы ретировались со стойким убеждением, что вернёмся в этот город обязательно. И не на два часа.



Переезд к месту ночёвки был столь же мучительным, как и дорога до Майнца. Лишь соскочив с автобана, мы ощутили вольницу. Подбор места для предстоящего ночлега оказался крайне вариативным. Окончательно определился я с ним лишь двумя днями ранее, причём пришлось даже сделать предоплату, чего я обычно стараюсь избегать. Целью этих сложных манипуляций было заселение максимально близко к первой цели следующего дня. Поэтому выбор и пал на городок Альтендиц.

В частном отеле с общей кухней, гостиной зоной и санблоком на коридоре мы оказались не одни. Даже не обращая внимания на номера припаркованной машины, в наших соседях-бизнесменах средней руки можно было без труда опознать москвичей. Впрочем, значительного дискомфорта они нам не доставили. Наш номер находился непосредственно под крышей. Вид из окна очаровательный, в чём мы смогли убедиться только утром. Натопить комнату как следует не получилось, тем не менее спальное ложе, находившееся на помосте под потолком, оказалось самым уютным в поездке.



Гессен