Отшельники Великой тайги и Великой пустыни

(о Сибири и Сахаре – через годы и через расстояния)




«Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление»
Фредерик Стендаль.

Известно, что один и тот же человек под разными географическими широтами на спиртное реагирует весьма по-разному. Я в этом смысле исключением тоже не являюсь. В Сибири, в самой ее глуши, на затерянной заимке у староверов-кержаков угостился как-то хмельной медовухой от пуза, как говорится. Дело было к вечеру, после долгого утомительного пути по самым-самым таежным дебрям.
Беда в том, что пьется сибирская медовуха до чрезвычайности легко, как совершенно безобидный безалкогольный морс! Ну и опрокидывали мы с кинооператором Анатолием Фуксом кружку за кружкой, жажду утоляя – уже ведь который день бродили, понимаешь, по глухой тайге в заповедных местах Горной Шории и умаялись прилично.
А тут на тебе, заветный кувшинчик и выставил хозяин. Между прочим, не особенно гостеприимный – хозяин, имею в виду – но у таежных старообрядцев по-другому не бывает. Тем не менее, рекомендации у нас были очень даже веские (я долго и старательно готовился к этому путешествию в прошлое), поэтому встретили нас вполне доброжелательно, хотя и по кержацкому обычаю сторожко.
Пообщаться удалось, и даже местные яства опробовать. Вот с этого момента я навсегда запомнил, что такое сибирская – настоящая! – медовуха. Впрочем, о ней и об эффектах, с ней связанных, расскажу позже. Это своего рода незабываемый опыт.
Но факт, что кержацкой медовухи мы явно перебрали! На следующее утро, помнится, головой я маялся основательно. Что было, то было…
А вот в далеком от тех краев африканском городке Таузере, расположившемся вблизи огромного соленого озера Шотт-эль-Джерид (озеро, по сути, просто гигантская солончаковая впадина, протянувшаяся вглубь пустыни Сахары), с превышением «алкогольной нормы» получилось иначе.
Вкусив как следует финиковой бражки — которую нам наливали прямо посреди самой настоящей финиковой рощи! — на этом деле я решил не останавливаться. Весь день целиком мы провели в дороге, переместившись в результате с «крайнего севера» Туниса практически на самый юг страны, вплотную к самой Сахаре. На «севере», к слову, жара стояла под сорок – потому беру слово в кавычки. И это еще ничего. Местные жители рассказывали, что как раз прошедший июль выдался особенно горячим: температура зашкаливала под пятьдесят и выше (а сейчас, дескать, стало терпимо).
В общем, слегка «укатали сивку крутые горки». И когда под сенью разлапистых финиковых пальм, да еще при схлынувшей к вечеру жаре, нам предложили продегустировать здешний хмельной напиток, никто из нашей группы отказываться не стал.
Антураж, между прочим, вполне соответствовал. Местный «маэстро» сбора фиников только что быстро, как обезьяна, спустился с пальмы, где наглядно продемонстрировал нам, как нужно предельно аккуратно снимать созревшие гроздья. Ветки при этом бросать на землю нельзя, ибо финики попросту разбиваются.
Уже на земле он, как фокусник, скинул платок с большого металлического подноса, украшенного нарезанными местными фруктами – которые в этой же роще и произрастали. «Королевой подноса» оказалась невзрачная, но довольно объемистая баклажка. Где, как оказалось, плескалась самая настоящая брага, которую гонят из здешних фиников.
Пойло, скажу честно, то еще – у русских староверов медовуха гораздо вкуснее! – но «с устатку» и оно пошло, как говорится, на ура. Даже несмотря на то, что был местный «хмельной квасок» еще и приторно теплый. Впрочем, чего в этом смысле можно было ожидать в преддверии Великой Жаркой Пустыни, где мы как раз и находились?!
Уже затемно заселились в местный отель, который, как ни странно, оказался не только чрезвычайно огромным по площади, но очень даже приличным. В самом центре его в окружении роскошных пальм обнаружился столь же шикарный, затейливой формы, бассейн.
С превеликим удовольствием искупавшись в ярко освещенном специальными светильниками бассейне, я в своем номере не преминул «накатить» еще приличную дозу спиртного из охлажденной к тому времени в холодильнике бутылки «Бехеровки». Если кто не знает, «Бехеровка» — это такой чешский травяной ликёр, производящийся в Карловых Варах, и бутылку его я прикупил в тунисском аэропорту Энфида с неделю назад. Когда узнал, что в Суссе, где мы должны были расположиться «на постой», алкоголь приобрести совсем непросто, продается он в одном-единственном на весь немаленький город супермаркете.
А тут, в аэропорту, попалась на глаза самая настоящая «Бехеровка»! Все африканские реалии — мгновенно навалившаяся жара, ослепительное солнце и раскаленный песок вокруг – настолько не совпадали с видом оригинальной фигурной бутылки (от которой, такое впечатление, так и тянуло прохладой), что мимо пройти я не смог. И, соответственно, расстался с каким-то количеством долларов, ибо продавался чешский ликер в Африке исключительно за «вечнозеленые»…
Так и возил с собой потом ту бутылку, пока не добрались до Сахары. Все как-то не случалось повода ее откупорить.
И вот сейчас, по «проторенной дорожке» — после тепленькой местной бражки и последующего купания в бассейне — охлажденная «Бехеровка» легла прямо бальзамом на душу!
Ну перебрал, естественно – ведь «свою» дозу, как ни крути, давным-давно знаю. И уже засыпая, заранее приготовился пострадать утром, как положено перебравши.
Но нет. Никаких последствий вслед за моей невоздержанностью не последовало!
Проснувшись утром по сигналу будильника, несколько минут чутко и с большим удивлением прислушивался к себе. Главное — голова ничуть не болела, разве что во рту ощущалась неприятная сухость. Но и она довольно быстро прошла, когда залез под душ…


В «архивных папках» — сиречь, в памяти профессионального журналиста — ждут своего часа материалы, к которым, ты чувствуешь, придется еще вернуться. Память человека уникальное хранилище, которое не заменят никакие пыльные архивы. И если еще вдобавок сохранились кое-какие записи, а они сохранились… в общем, что написано пером — не читает СD-rom.
Есть темы, на которые по прошествии времени смотришь под другим углом зрения. Когда открываются новые грани, новые ощущения – на основе тех, старых, чей вкус не притупляется с годами, а становится явственнее, как вкус хорошего вина от многолетней выдержки.
Работая редактором сначала Павлодарской, а потом Алтайской студии телевидения, я поколесил по стране, забираясь подчас в самые глухие ее уголки. И то, о чем собираюсь сейчас рассказать, основано на материалах одной командировки уже более чем тридцатилетней давности.
Тема представляла определенный интерес и по тому времени, чему свидетельством публикация в газете «Труд» в декабре 1989 года «Их скрывала тайга» (под рубрикой «Сообщаем подробности») и сценарный план документального фильма, подготовленного по заданию московского Агенства печати «Новости» для одной из редакций, работающих на западного зрителя.
Но подлинное осмысление увиденного пришло все-таки много позже, уже после моих путешествий в Африку и вообще по миру. Видимо, реалии сегодняшнего дня – когда в одночасье поменялись многие ориентиры нашей жизни – помогли проявиться тому, что прежде не было оценено в полной мере.

Сибирь. На таежной заимке.

С воздуха Горная Шория выглядит как безбрежное море тайги, изредка прорезанной нитками рек и пунктирами горных хребтов. Внизу, под сумрачным покровом леса, это путь сквозь труднопроходимые заросли, по траве, поднявшейся в рост человека – в таежном мире, сыром, настороженном, насыщенном своими особыми звуками.
В лесной глуши в верховьях реки Антроп запрятана Зайцева заимка – старообрядческое поселение сибирских старожилов-кержаков. Затерянный мир, окруженный на многие километры вокруг вековой тайгой. Добираться сюда сложно, да и не во всякое время года возможно – развозит таежные дороги до последней крайности. Живут здесь люди обособленно, замкнуто, далеко не всякому гостю будут рады. Что особенно и не скрывают. Ведь гости – из «мира победившего Антихриста», и иметь с ними дело кержакам не положено. Но дорожные трудности и сложности контактов окупаются (для человека неленивого и любознательного) свиданием с миром необычным, странным, во многом непонятным, о котором мы знаем на удивление мало.
Вид на заимку открывается с большого косогора, живописной крутобокой поляной вознесшегося над синеватой дымкой тайги. Двенадцать дворов, разбросанных свободно на чистом от леса месте. Божественная, обволакивающая и ласкающая душу городского человека тишина, не знающая звука мотора и прочих навязчивых шумов, сопутствующих цивилизованной жизни. И эта тишина, и какая-то незнакомая гармония усадебных построек, не режущая глаз в окружающей первозданности природы, создает ощущение, что ты попал в отрезок пространства, отстоящий безмерно далеко, на целые столетия, от нашего времени.
На спуске с косогора мы перестроили свои порядки. Нас было четверо, вооруженных профессиональной кинокамерой и фотоаппаратами. Однако всю кино- и фотоаппаратуру пришлось спрятать в рюкзаки, подальше от глаз – до лучших времен. Так посоветовал наш проводник Тимофей Роголев: «Это все бесовщина, здесь этого не любят».




Сам Тимофей пошел впереди, не оглядываясь. На заимке жили его родственники, с которыми не виделся он давно. Для нас был хороший шанс по крайней мере не встретить решительного отпора при первом контакте (по опыту мы знали, что от ворот поворот получить в кержацких поселениях недолго). Минут через двадцать по знаку Тимофея мы стали спускаться вниз, к жилью, и скоро ступили на некое подобие бревенчатого тротуара, который привел нас к дому.
Переговорив с хозяевами, Тимофей пригласил нас в дом, и мы, поднявшись по высокому крыльцу и скинув обувь перед дверью, прошли внутрь. В передней комнате сидел на лавке седобородый и еще крепкий дед с непроницаемым лицом, который полностью проигнорировал наше приветствие и даже не взглянул в нашу сторону. Позже мы узнали, что старики здесь, отмаливая грехи перед богом, стараются порвать все связи с миром; общение же с «посланцами Антихриста» — что может быть греховнее?!
Рассказывали, кстати, что некоторые старые кержаки, чувствуя приближение кончины, вообще уходят из семьи и рубят себе скит в тайге, доживая свой век «в чистоте» и в общении с высшим миром.
Нам ответила хозяйка дома, молодая женщина с приятным, но тоже неулыбчивым лицом, хлопотавшая у огромной свежевыбеленной печи. Коротким «здравствуйте» и кивком головы она пригласила пройти в другую комнату, мимо молчащего деда, который словно нас и не видел. В небольшом помещении, куда мы попали, сразу бросились в глаза потемневшие лики святых в углу и две огромных размеров старинные книги, лежавшие на самодельном шкафчике под иконами. Подавив любопытство, чинно расселись на грубо сколоченных табуретках за широким столом у окна, сквозь которое был виден близкий лес, подступающий к самому подворью. Из соседней комнаты послышался оживленный разговор Тимофея с хозяйкой. Ну что ж, можно считать, что контакт состоялся. И мы облегченно перевели дух, осматриваясь по сторонам и вполголоса обмениваясь первыми впечатлениями.

Историческая справка.
Общеизвестное наименование сибирских старожилов кержаками происходит от названия реки Керженец (сами кержаки называют ее Кержь), впадающей в Волгу ниже города Нижний Новгород. В петровское время в керженских лесах скрывалось от церковных и правительственных преследований около 150 тысяч старообрядцев. После разгрома этого центра в начале 1720-х годов толпы беглецов устремились отсюда на восток.




… На ужин нам дали что-то вроде супа – в котором несомненно присутствовала картошка, но в целом варево имело какой-то странный привкус, который мы (а были среди нас коренные сибиряки, немало побродившие по тайге) распознать не могли. Тимофей сказал, что это какая-то местная травка, но названия ее он не знал, а от излишних расспросов хозяев мы пока воздерживались.
Впрочем, вкус похлебки нельзя было назвать неприятным, и мы дружно опустошили чашки до дна, заодно отведав здешнего хлеба. Хлебец этот из муки грубого помола, выпеченный в форме плоского продолговатого кирпичика, вид имел не особенно съедобный из-за своего грязно-серого цвета, но на пробу оказался совсем неплохим.
Ели мы из своей посуды, которую предусмотрительно захватили с собой, чтобы как можно меньше беспокоить хозяев. Мы знали, что для возможных гостей у кержаков есть особая посуда, а сами они никогда не сядут за стол с чужими. Поужинав, вымыли миски в ручье, протекавшем прямо перед домом (позже узнали его название – Андреевский ключ). Через ручей был перекинут мостик, а чуть ниже по течению сделана запруда, так что образовалось небольшое озерцо, пригодное для всяких домашних нужд: и воды зачерпнуть, и белье прополоскать.
Незаметно стемнело, казалось, солнце просто упало где-то в тайгу, и тут же погасло, мазнув по небу одиноким красноватым бликом. Спать еще не хотелось, и мы, коротая время, собрались на лужайке за огороженным подворьем и развели костер.
Разговор почему-то не клеился. Мы молча смотрели в огонь, прислушиваясь к окружающим звукам, негромко и неназойливо приходящим к нам из темноты. Тихо мычала корова в чьем-то дворе, фыркала лошадь, копошилась где-то домашняя птица. Изредка скрипела дверь и доносились звуки людской речи, но слов было не разобрать. И эти звуки, и черные силуэты изб, выступающие из мрака, напоминали, что мы находимся в пусть крохотном, но человеческом поселении, где живут несколько десятков людей.
Но вокруг – ни проблеска света, разве что слабый отсвет сальной свечи в окне ближнего дома. Отойди от костра на пару-тройку шагов, подними голову, и на тебя навалится своей громадой звездное небо, которое здесь поражает своей глубиной и резкостью: такого в городе не увидишь…
Впрочем, скоро мы ощутили, что наше появление внесло некоторый диссонанс в размеренный строй здешней жизни. Мы чувствовали на себе взгляды из темноты, к нам определенно проявляли интерес. Однако подойти к костру решились только после того, как к нашей группе присоединился Тимофей. Двое парней с едва пробивающимися бородками заговорили сперва с Тимофеем, которого знали, а потом, когда подтянулись еще двое, завязался и общий разговор. Кстати сказать, и в дальнейшем нам приходилось общаться в основном со старообрядческой молодежью и людьми среднего возраста, старики и дети даже не показывались нам на глаза (первые, как уже сказано, бегут от всего мирского, отмаливая грехи, вторых же стараются «удержать в чистоте»).
Молодых старообрядцев, безусловно, интересовал внешний мир, о событиях в котором они знали понаслышке, фрагментарно (да и что им, собственно, все наши смуты, перестройки, политические катаклизмы). Исподволь они прощупывали в разговоре, что мы за люди, чему, так сказать, поклоняемся и как вообще живем в своих городах «без исконной веры».
И все же мир, откуда мы пришли, имел для них свою притягательную силу, об этом говорили вопросы, на которые приходилось отвечать. Для нас, выросших в условиях машинной цивилизации, было непростым делом объяснить некоторые, простые вроде бы, вещи. Я, например, впервые почувствовал, что мне не хватает слов, понятных и доступных моим собеседникам.
Подошел еще один старовер, постарше, и разговор незаметно перешел на здешний быт. Тут уж мы любопытствовали о таежной жизни, и теперь наши собеседники дивились нашему непониманию очевидных для них вещей.
Зато в вопросах веры мы маху не дали – подкованы были заранее. Помянули Никона – «с него все началось», и протопопа Аввакума – «отца нашего», духовного вождя раскола, сожженного в Пустозерске, припомнили его слова о том, что «все святыми отцами церкви преданное, свято и непорочно», «до нас положено, лежи оно так во веки веков». Общая знакомая тема несколько раскрепостила гостей у нашего костра – почувствовали, очевидно, что не совсем «темные» пришельцы. И когда пришло время расходиться, то попрощались уже совсем по-дружески.
Впоследствии двое из этих ребят – Николай Роголев и Алексей Санников – дали нам лошадей для поклажи и проводили верхом до обжитых мест.

Историческая справка.
К началу 19-го века число раскольников в одной лишь Сибири возросло, по подсчетам, до ста тысяч. В действительности их было больше – учесть можно было ссыльных, но не беглых. Это была колонизация, имевшая для российских окраин не меньшее значение, чем Столыпинская реформа. Но, в отличие от последней, она осуществлялась отборным народом, который лишь в одном не знал воздержания – в работе. Со временем здесь сложился особый тип русского человека.

Проснувшись утром в староверческой избе, в комнате, которую нам отвели вместе с Тимофеем (его здесь – даром что родственник – почитали уже за «нечистого»), я довольно долго приводил в порядок свои мысли. Это утро в лесной глухомани привнесло в душу какие-то новые, незнакомые прежде чувства. Примерно так, наверное, будет чувствовать себя путешественник во времени, впервые отправившийся в прошлое. Наш цивилизованный мир растворился без остатка где-то далеко. И мы с головой погрузились в атмосферу этого затерянного уголка, где замедлились все ритмы, и мысли будто сами облекались в степенные слова. И говорилось, и думалось здесь неторопливо, главное же – появилось странное ощущение умиротворенности, какого-то абсолютного душевного спокойствия и отрешенности. Как в колыбели, подумалось мне: время свернулось, остановилось и с нами больше ничего не произойдет. Это острое чувство защищенности от внешнего мира доселе никогда меня не посещало. И лежа в своем спальнике, прислушиваясь к утренним звукам, доносящимся из приоткрытого окна, я с удивлением примерял к себе эти новые ощущения.
Впереди, однако, нас ждала работа. Как профессионалы-телевизионщики, мы имели вполне конкретную задачу, которая и привела нас на заимку. Мы намеревались запечатлеть таежную жизнь на кинопленку. Снимать же здесь было что. Не говоря о совершенно бесподобном «антураже» — утвари, инструменте, дворах и избах в обрамлении дремучей тайги – сами люди так и просились на пленку. Кержаки сразу же обращают на себя внимание своей статью. Все как на подбор: «косая сажень в плечах», высокие, крепкие, с окладистыми бородами.


В 90-х годах прошлого века известный в Сибири ученый-этнограф Ю.Д.Талько-Грынцевич проводил исследования среди старообрядцев и «нашел в них выдающуюся по чистоте типа и сохранению народного культа отрасль великорусского племени». Сравнительные характеристики показали, что «семейские» (так называли сосланных при Екатерине в Сибирь семьями старообрядцев) выше ростом, среди них в десятки раз меньше болезней.
Другой знаток старообрядчества М.И.Орфанов пишет: «Мало того, что красивых между ними очень много – они к тому же весьма красивый, сильный народ. Старики же бывают такие красивые, сановитые, что прямо просятся на полотно. Они могли бы послужить отличными натурщиками для библейских сюжетов». Что, впрочем, неудивительно, если вспомнить: старовер не курит, не пьет, чай заваривает лишь из трав и кореньев, строго соблюдает посты и моральные уставы. Любопытная деталь: по верованиям кержаков человек куривший и бросивший курить полностью очищается от «скверны» лишь через семь лет, бросивший пить – и того больше, лет эдак через тридцать.
«Сделать кино» о таежных жителях было нашей задачей-максимум, но подступиться к ней оказалось непросто. «Греховная» техника в руках у пришельцев вызывала совершенно однозначную реакцию: от нас тут же отворачивались и уходили. Упорствовать не имело смысла, да и сами мы старались лишний раз не нервировать староверов, поэтому снимали в основном общие планы заимки и фрагментарно – детали быта. Использовали прием «скрытой камеры» (хотя в те времена это было совсем непросто: объемистую профессиональную кинокамеру в рукаве не спрячешь).
Кстати, «чувство камеры» у кержаков оказалось поистине феноменальным. Запомнился такой случай. Мы снимали длинный план весьма «фактурного» бревенчатого тротуара (подобные которому мне прежде приходилось видеть исключительно в далеком Заполярье, в селениях у Северного Ледовитого океана), с переходом на ближнее подворье старообрядцев Санниковых. И оператор Анатолий Фукс поймал в объектив Матрену Ивановну Санникову, выходящую из своих ворот — с ней мы к тому времени уже познакомились. По нашему уговору Анатолий тут же отложил кинокамеру в сторону, а мы дружно раскланялись с проходящей мимо Матреной Ивановной.
Едва она удалилась от нас на десяток шагов, Толик опять схватил камеру – чтобы снять «проходку» со спины (кадр с человеком в этом случае становится еще более «фактурным»). Но едва он успел взглянуть в видоискатель, как Матрена Ивановна резво обернулась и погрозила нам кулаком. Мы натурально обалдели – ну прям третий глаз на затылке!
Уникальные кадры таежной жизни сделать все-таки удалось, постепенно, шаг за шагом, приучая таежных обитателей к нашему присутствию и вечной возне с аппаратурой, которую они, по-моему, стали воспринимать как наше логическое продолжение. Да и в конце концов — что с нас, с антихристов-то, возьмешь? А для себя я еще пощелкал фотоаппаратом на слайдовую пленку – на память. Слайды эти с тех пор хранятся в моей коллекции. Жаль, что их оказалось в результате совсем немного…

Африка. Матмата – столица берберов.

Прошло ровно тридцать лет, и случилось так, что я приехал в неофициальную столицу тунисских берберов Матмату. Городок так и называют в некоторых путеводителях: «берберская столица», хотя в стране имеются берберские города и несколько больших размеров.
Матмата — небольшой бербероязычный город в окрестностях Сахары, а также самоназвание одного из берберских племён. Здесь можно увидеть необычные «марсианские» пейзажи и познакомиться с бытом местных отшельников-берберов. Шанс взглянуть на их жизнь — бесценный культурный опыт, ибо в Тунисе сохранилась очень незначительная часть чистокровных берберов, в основном проживающих, помимо острова Джерба, в южных районах и городах – таких как Татавин, Гафса и вот еще Матмата.
Именно до этих краев мы в конце концов добрались.






Берберы, в принципе — один из наиболее загадочных народов из всех живущих на Земле.
Никто не знает, когда они пришли на север Африки и откуда. Но случилось это за много сотен лет до того, как данные земли завоевали арабы и даже до прихода финикийцев. Сами берберы никогда себя не называли берберами, то есть словом, которое ведет свое происхождение от латинского «barbari». Имеется самоназвание — амазиг, амахаг, что означает «свободный мужчина» или «благородный человек». В целом это общее название коренных жителей Северной Африки, проживавших от границ Египта до Атлантического океана (если брать с востока на запад), и от реки Нигер на юге до Средиземного моря на севере.
Как я уже упомянул, «матмата» — самоназвание одного из берберских племён. И созвучие с самым распространенным, пожалуй, русским словом сразу обратило на себя внимание. Слово «мать» и у славян, и у многих других народов всегда означало прародительницу, маму!
Самым страшным позором для рода считалось оскорбление прародительницы, женщины, матери. Сразу вспоминается, как прославленный в прошлом футболист национальной команды Франции Зинедин Зидан (бербер по национальности) прямо на футбольном поле во время матча ответил на оскорбление его матери. Существует, впрочем, версия, что оскорбили не мать, а его сестру – но сути дела это не меняет. Так вот, за подобное оскорбление в финале Чемпионата мира по футболу в Германии прямо на глазах у телезрителей Зидан чрезвычайно жёстко ударил головой в грудь защитника соперников Матерацци.
Знаменитый бербер играл за свою команду достойно и ушёл из спорта с высоко поднятой головой, которой наказал обидчика своего рода — не постеснявшись, на глазах у миллионов телезрителей!
Тогда еще весь мир гадал, откуда такие манеры? А дело в том, что берберы не прощают никому оскорбления своего рода. Особенно оскорбление матери. Мать, как и для славян в древности, так и для берберов – святая женщина. Кстати, берберы многожёнство отрицают, несмотря на свое ныне сплошь мусульманское окружение.
В прошлом берберы имели несколько своих государств, почти полностью совпадающих в своих границах с современными Марокко, Алжиром и Тунисом. Но со времён мусульманского завоевания жители Магриба (от арабского эль-Магриб: «там, где закат» — название, данное средневековыми арабскими моряками, географами и историками странам Северной Африки, расположенным к западу от Египта) подверглись значительному влиянию арабской культуры. Большинство берберов сегодня так или иначе владеют местной разновидностью арабского. Некоторые владеют также французским и испанским языками, распространившимися на севере Африки в колониальный период (19-20 века).
Многие берберы утратили идентичность по мере интеграции в арабское общество и забыли родной язык. Однако сохранили культурные отличия в виде традиций и обычаев, которые сильно отличаются от культуры других современных жителей Магриба. Самобытность берберов проявляется в особенностях традиционной одежды, народных танцев и песен, фольклоре и ремеслах.




Кстати сказать, сегодня в Северной Африке профессии разделились по национальностям. Берберы, как правило, работают, а арабы продают то, что наработали берберы. Именно берберы производят почти все сельхозпродукты и задёшево вкалывают под палящим африканским солнцем на производстве самых разных товаров.
Хотя нужно отметить, что некоторые берберы достигали высокого положения и при арабах. Арабский полководец Тарик ибн Зияд, живший в VII веке и завоевавший королевство вестготов, был берберского происхождения. Вообще, как утверждают историки, подавляющее большинство правивших в Северной Африке на протяжении столетий династий так или иначе имело берберские корни.
В настоящее время численность африканских берберов ориентировочно оценивается в диапазоне от 20 до 40 миллионов человек – это по одним данным. По другим, в Северной Африке около 100 миллионов берберов, однако только 25-30 миллионов из них всё ещё говорят на берберском языке. Считается, что большинство населения Северной Африки к западу от Египта имеют берберское этническое происхождение, хотя из-за исламизации некоторые этнические берберские группы идентифицируют себя уже как «арабизированные берберы». Кстати, Муаммар Каддафи, бессменный правитель Ливии в течение многих лет, родился как раз в таком арабизированном берберском племени бедуинов. Текла в нём, правда, и арабская кровь.
Впрочем, берберы никогда и не являлись этнически и лингвистически полностью однородной группой, к тому же давным-давно проживают вперемешку с арабами. Вообще они — второй по численности после курдов этнос, не имеющий своих национально-автономных образований.
За пределами Африки — в Канаде, в Испании, Бельгии, Нидерландах, Германии, Италии и в других странах Европы проживают крупные берберские общины иммигрантов. В настоящее время только во Франции насчитывается примерно 1,2 миллиона берберов, большинство из которых имеет французское гражданство. Именно из французской берберской диаспоры происходит ряд известных личностей – таких как, скажем, Эдит Пиаф.
Есть, между прочим, версия, что берберы заселили земли Северной Африки из Европы. Как считает часть исследователей, многие слова в одном из берберских диалектов совпадают со старославянскими. Хотя термин «старославянский» в данном случае скорее неверный. Правильнее сказать – с праславянскими языками. Народов праславянских в Европе имелось множество, и заселяли они, как известно, большую часть материка. И тоже были земледельцами!
Гибралтарский пролив, если разобраться, переплыть ничего не стоит – до противоположного берега всего ничего! А уж сколько известно в истории «рисковых людей» (в том числе и изгоев, и преступников, не желавших принимать наказание за свои преступления), сбегавших на глухие окраины родовых земель или вообще за их пределы? В самые суровые времена люди частенько целыми кланами уходили в дикие районы, до которых пока ещё не докатилась война и вражда между племенами.
Естественно, что за сотни лет под африканским солнцем переселенцы из Европы быстро почернели. Если разобраться, это ещё одно доказательство того, что в древности люди с севера переселялись на юг, а не наоборот. Съездишь вон на месяц на Средиземное море и возвращаешься с почти берберским смуглым цветом кожи. Но я никогда не видел чернокожего, который побелел бы от жизни на севере.
Так, скорее всего, и были заселены за несколько тысячелетий до нашей эры северные земли Африки от сегодняшнего Марокко до реки Нил. Ведь берберы уже были частью населения могущественного Египта. В истории Египта имелось даже несколько берберов-фараонов!
Как же много общего в жизни древних берберов с праславянами!
Их роднят одинаковые орудия труда, любовь к родной земле, к своим грядкам и поклонение женщине! Как у наших крестьян-староверов, у них сохранилось крайне почтительное отношение к женщине-матери и женщине-жене!
У берберов до сих пор главная в роду – женщина. Особенно впечатляет, что мать вождя могла накладывать вето на любое его решение, если оно ей не понравится. А, например, у тех же туарегов (народ группы берберов, известный своей воинственностью) ещё до недавнего времени жених после свадьбы переходил – куда бы вы думали? — в дом невесты. Более того, молодые мужчины после 18 лет обязаны были надевать на лицо… покрывало! Трудно сказать зачем — может, для того, чтобы чужак не сглазил весь род?
Если мужчина погибал в бою, то вдова с детьми возвращалась в свой род, а не оставалась жить со свёкром и свекровью. Мне думается, это довольно умно.
Женщины были в старину хранителями письменности и тайн ковровых узоров. Ведь берберы, как и праславяне, мистики. Интересно, что в их изобразительном искусстве встречается мотив креста. Более того, крест у берберов чрезвычайно похож на славянский Коловрат, а если сказать иначе – на свастику.
Сейчас свастику-Коловрат называют либо немецким крестом, либо фашистским знаком и низводят её изображение и значение только к Адольфу Гитлеру, национал-социализму и Второй мировой войне.
Современные псевдо-историки словно забыли, что свастика — древнейший русский символ, что в прошлые времена представители высшей власти, чтобы заручиться поддержкой народа, всегда делали именно свастику государственной символикой и помещали её изображение на деньгах.
Так делали князья и цари, Временное Правительство и большевики, перехватившие у них позже власть.
Сейчас мало кому известно, что матрицы денежной купюры достоинством в 250 рублей, с изображением свастичного символа (Коловрата) на фоне двуглавого орла, были изготовлены по специальному заказу и эскизам последнего российского царя Николая II.
Временное Правительство впоследствии использовало эти матрицы для выпуска денежных купюр достоинством 250, а после и 1000 рублей.
Начиная с 1918 года уже большевики вводят в обращение новые купюры достоинством 5000 и 10 000 рублей, на которых изображены три свастики-Коловрата. Деньги со свастикой печатались и были в обиходе вплоть до 1923 года, и только после появления дензнаков СССР выведены из обращения.
Разновидностей изображения свастичных символов у славян было великое множество. К тому же в древности ни один узор не наносился на какой-либо предмет просто так, ибо каждому элементу узора соответствовало определённое культовое или охранное (обереговое) значение, так как каждый символ в узоре имел свою мистическую силу.
Соединив воедино различные мистические силы, люди создавали вокруг себя и своих близких благоприятную атмосферу, в которой легче всего было жить и созидать. Это были резные узоры, лепнина, роспись, прекрасные ковры, сотканные трудолюбивыми руками.
Свастика и свастично-солярные символы являлись главными и, можно даже сказать, почти единственными элементами древнейших праславянских орнаментов. Более того, свастичная символика с древнейших времён была главенствующей у большинства народов на территории Евразии.
Но об этом вы не найдёте никаких сообщений в средствах массовой информации, ибо они понятия не имеют о том, что такое свастика, какой древнейший образный смысл несёт в себе, что она значила на протяжении многих тысячелетий и означает сейчас для тех же славян.
А если спросить сегодня бербера, что означает крест в орнаменте их одежды или на национальном ковре? Символом чего является знак, так похожий на славянский Коловрат? Они лишь пожмут плечами и в лучшем случае ответят: «Ну так, для красоты».
Собственно говоря, и мы, славяне, тоже уже не можем расшифровать наши древние узоры. Хотя хорошо известно, что старинные русские орнаменты сродни письменности. По расшивке на свадебном платье невесты, например, можно было понять, какого она рода и даже прочитать историю этого рода…
Новая арабская власть после принятия берберами мусульманства запретила им носить сакральные родовые знаки на теле, в первую очередь знак креста. Помимо креста, берберы ещё почитали «ноль» — как и у наших предков, он означал Вселенную, жизнь, целостность бытия. В некоторых берберских племенах женщины разрисовывали лица этими двумя оберегами очень даже интенсивно.
Берберам, естественно, пришлось подчиниться требованиям колонизаторов, они прекратили разрисовывать лица и носить родовые украшения. Но, чтобы сохранить, перенесли их на орнаменты в одежде и на ковровые узоры. Хотя даже в 21 веке позволяют себе иногда вспомнить прошлое ради туристов и поддержания имиджа загадочного народа.




Большинство правителей в Северной Африке не особенно стремятся проводить раскопки и изучать историю берберов. Берберам вообще не следует знать своё прошлое. Они должны работать и подчиняться арабам. Со школьной скамьи им внушают, что до прихода арабов никакого прошлого у них не было: жили в пещерах, как первобытные люди или полузвери! Письменности не было, денег не было, в бога не верили…
К сожалению, самих берберов их доарабское прошлое сегодня не интересует. Да и опасно пытаться вспоминать своё прошлое – власти могут счесть инакомыслием.

Сибирь. Смысл давнего прошлого.

«Интерес к расколу появляется сейчас не из археологического любопытства. На него начинают смотреть как на событие, способное повториться, и потому требующее внимательного изучения. Он может вернуться – в других, разумеется, формах и принципах, в другой организации и порыве, под другими лозунгами, но на схожих основаниях, близких к тому, что староверы в отношении к себе называли «остальцами отеческого благочестия». Как знать, не предстоит ли нам в новых условиях испытать Смутное время и то, что за ним воспоследовало, — споры за политическую обрядность, соборы, исключающие друг друга и объясняющие постановления каждого предыдущего невежественными, боярство, берущее подписку с государя не ущемлять их интересов, тайная жизнь изверившегося народа, разложение нравов, бродяжничество, хозяйственная разруха, и как итог – битье челом за спасением руганным-переруганным иноземцам, национальное унижение и поспешное перелицовывание идеалов. А присмотреться – так и ныне замечается немало из того, что происходило»
В.Распутин «Религиозный раскол в России»

… Иван Пименович Глумов – житель кержацкой заимки. Окладистая борода на полгруди, умные и острые глаза из-под насупленных бровей. Одет в длинную домотканую рубаху с опояской, по кожаному ремешку надпись: «Спаси и сохрани». Женат, отец большого семейства. Разговор Ивана Пименовича лукав, говорит он с чужаками с «подкавыкой», усмешку прячет глубоко в бороде. По породе своей кержацкой держит нас несколько на расстоянии, хотя природная живость характера побеждает особенную замкнутость.
— А что, Иван Пименович, если мы, к примеру, лет через тридцать в эти леса заберемся – встретим мы тут кержаков или нет?
Издалека начинает Иван Пименович, серьезно говорит, с расстановкой (себе под ноги смотрит):
— Э-э, ведь не стал народ веру понимать, отходит от истинной веры. Жизнь такая пошла. Старики говорят, что самое большее жизни всей осталось лет тридцать. Скоро Конец Света – так Господь предрешил. Только он может продлить или уменьшить жизнь нашу. А на сколько – кто знает?.. Может, тут через тридцать-то лет уже ни одного дома не будет. Умрет все, и вера уйдет…
А помолчав, добавляет Иван Пименович другим тоном (и глаза поднимает, с прищуром ехидным):
— А может, и большой будет поселок, дворов сто. Кто знает?
Нет, согласитесь – солидный все-таки запас прочности у старообрядческого мира! Триста с лишним лет гонений, жесточайших преследований за веру (последние, не менее жестокие, уже в советское время) – а вот ведь существует этот мир, не думает умирать.
Религиозный фанатизм? И только? Но поддерживаемый какими силами, какими могучими корнями питаемый? Единственно лишь верой? Но даже веру в Бога за годы советской власти почти удалось вытравить из русского народа (модная нынче ретро-вера как у «новых», так и у «старых» русских как-то всерьез не воспринимается). Писатель Вячеслав Кондратьев в середине прошлого века писал в «Московских новостях» о том, что уж «если говорить о загубленных культурных ценностях, о разрушенных храмах, то их на моих глазах рушил русский мужик. Священников в гражданскую войну сажали на кол не инородцы, а красноармейцы, то есть те же мужики… Надо бы на самих себя взглянуть трезвыми глазами: и святотатствовали, и богохульствовали достаточно, и быстрее всех народов отказались от веры и традиций».
А тут – через несколько столетий основы старой веры, преследуемой и государством, и официальной церковью, пронесены через тоненькие ниточки поколений в наш с вами век. Все равно что огонек незатухающей лампадки пронести в руках, закрывая от ветра и снега, сквозь колючую буранную ночь…
Стоит в разговоре с кержаками коснуться вечно больной для них темы раскола, почувствуешь сразу, что герои и страсти столь далекого от нас 17-го века для них вполне материальны, и едва ли не готовы тут же, среди собеседников, предстать во плоти и крови (да хотя бы сам патриарх Никон, многажды поминаемый, почти осязаемый противник). И все заметные вехи старообрядческой истории, начиная с никоновских реформ и Вселенского собора 1666 года, сохраняют и сейчас свою актуальность и остроту.

Историческая справка:
Патриарх Никон (1605-1681) – глава русской церкви в 1652-1658 годы и один из самых влиятельных государственных деятелей этого периода. В патриаршество Никона были проведены реформы русской церкви с целью ее централизации и унификации церковных обрядов. Реформы вызвали раскол в церкви и появление старообрядцев.
Собором 1666-1667 года и несколько позже петровскими реформами раскол был оформлен окончательно и доведен до грани, от которой примирения не предвиделось. С 1675 года начинаются массовые самосожжения староверов, предпочитающих смерть подчинению. В иных «огнях» разом сжигалось до 1000 человек и больше, есть свидетельство про 2,5 тысячи. Неповиновение церкви скоро переросло в гражданское неповиновение. Явился Петр, взявшийся править старину, и тем двинул в раскол новые массы. По мнению народному, это был антихрист, начавший новое нечестивое царство. Русь от новых порядков бежала в леса. «Зверопаственные места населялись, и вместо дерев умножались люди».

На заимке у кержаков еще при знакомстве начинаешь удивляться их именам: Молофей, Пимен, Ерофей, Пестимея, Пелагея, Харлам, Евстратий, Калистрат… Да где еще, в каких святцах найдешь такие, имеющие живых, конкретных носителей? А слова, которые уловишь в разговоре, все языковые обороты кержацкой речи – от них так и веет первозданной свежестью: о многих природных вещах кержаки скажут гораздо проще и точнее, чем это же сформулирует наш образованный ум.
Весь уклад жизни кержацкого поселения полностью подчинен ритмам природы, естественной смене дня и ночи. С наступлением темноты единственный источник света – фитилек в плошке с растопленным салом или иногда свечи. Нам рассказывали, что в самые последние годы советской власти в одно из кержацких поселений пытались провести электрическую линию, рубили просеку в лесу и завезли столбы под провода. Но старики, собравшись на свой совет, категорически отказались от того, чтобы «греховное» электричество вошло в их быт, припомнили предсказание «Апокалипсиса» о железной паутине», которая покроет мир перед концом света (чем не предвидение будущих электрических сетей?!).


Кормятся кержаки от земли, поэтому световой день посвящен заботам о хлебе насущном, бездельничать некогда. Если бы потребовалось сформулировать жизненное кредо обитателей таежных поселений, то начать пришлось с того: не пей, не кури, не ругайся, веди праведную жизнь, в поте лица своего добывай себе пропитание… В любом дворе можно заново открыть для себя весь набор полузабытых крестьянских орудий – многие названия и не всплывут в памяти, пока не спросишь о них у хозяев. А ведь где-то все это видано уже? Ну да – в музее. Только то отличие от музея, что все можно потрогать руками и все – действующее. Как, например, водяная мельница на Андреевском ключе.
Система запретов, ограничивающая жизнь кержаков, заслуживает отдельного исследования. Запреты в пище: на сахар (замена – мед), на соль – ее если берут со стороны, то только комковую, такая считается натуральной, от природы, на «чесновитый лук» (то есть чеснок, это еще из библейских запретов), на дичь стреляную и «давленную» (в силках, капканах), вообще на всякую дичь, кроме копытной (на лапах – значит уже «от дьявола»). И т.д. и т.п.
Бессмысленны ли эти запреты? О всех судить трудно, но некоторые из них при ближайшем рассмотрении открывают свой глубинный смысл. Нам, пока мы гостили у кержаков, очень хотелось подержать и рассмотреть поближе необычную берестяную посуду, которой пользуются в быту старообрядцы (для «мирских» гостей, как уже сказано, отдельная посуда, обыкновенная). Но в руки ее не дадут. И обижаться, право дело, не следует. Кроме религиозного подтекста, здесь заложена и чисто защитная функция, наверняка даже не осознаваемая до конца. Стоит вспомнить тех же Лыковых из «таежного тупика», описанного Василием Песковым, погибших от столкновения с цивилизацией, с ее инфекциями, от которых у таежных жителей не было иммунитета.
Проще всего, конечно, высмеять весь этот кержацкий «затерянный мир». Надо же: живут где-то в тайге замкнутые люди – ограничивают себя во всем да пашут, что называется, до седьмого пота, чтобы прокормить себя и свои семьи.
Да вот и не смешно, однако же. Сколько столетий ломали-ломали, корчевали-корчевали старообрядческий куст, а не сломали, не вышло. Ведь и в советские времена не раз пробовали побороть этот «идеалистический фанатизм». Вот, например, Солженицын описывает в «Архипелаге» женское отделение в Камышлаге, где женщин, сидевших за религию, вообще была треть.
«И эти женщины отказывались носить номера – печать сатаны! Не соглашались они и давать свою подпись (сатане же) за казенное обмундирование. Администрация лагеря… проявила достойную твердость: она велела раздеть этих женщин до сорочек, снять с них обувь… чтобы зима помогла принудить бессмысленных фанатичек принять казенное обмундирование и нашить номера. Но и в мороз женщины ходили по зоне босиком и в сорочках, а не соглашались отдать душу сатане!»
Надо сказать, что и жители нашей заимки в свое время немало потерпели от Советской власти, когда она исхитрялась через дремучие леса дотянуться до кержаков. И на работу на лесоповал гнали (а то вот бездельники – кто на государство будет работать?!), и детей заставляли в школы отдавать (а это значит – в интернаты). Вынашивали уже кержаки мысль податься куда-нибудь подальше в глубь тайги от этой докучливой власти. И от пенсий, к примеру, все работавшие отказались, «бесовских» денег не получали.
А вот и нам: не присмотреться ли поближе к этой убежденности? или упрямству? или, все же, необыкновенной стойкости в утверждении того, во что веришь? Особенно теперь, когда целый сонм «правоверных идеалов», выстроенных еще недавно в красивые и даже для кого-то убедительные конструкции, осел и разрушился буквально на глазах?..
Кстати, нельзя обвинить веру кержаков в совершенной негибкости. Часть молодежи и у них, увлекаемая «соблазнами» мира (то есть жизнью ближних глухих деревень), бывает, переселяется «в мир» и ведет образ жизни, не столь стесненный запретами (ну, техника там, и пища мирская, и среди чужих). Да потом, вкусив такой жизни, нередко возвращаются они к родительскому очагу, чтобы жить в соответствии с верой. Это не возбраняется.
И что безусловно удалось кержакам в их замкнутой жизни: это сохранить основы русской крестьянской культуры, о которой мы, питаемые суррогатами, уже в общем-то утратили всякое представление. Русскую культуру мы давно и добросовестно упрятали в музеи.
И речь даже не о книжной какой-то мудрости, не о древних томах, которые кержаки бережно хранят и передают из поколения в поколение («Евангелие благовестное», «Апостольские беседы», «Апокалипсис», «Четьи-минеи», «Никон Черной горы» и другие, многие издания еще 17-18 веков). Книги если уж не читать, то по крайней мере собирать и сводить в огромные домашние библиотеки мы научились. Вернее, умели вплоть до недавнего времени, сейчас и это почти совсем отмерло, печатные издания заменил для большинства «любимый гаджет»…
Но стоит услышать песни, которые поют кержаки, увидеть их одежду, утварь, само жилье, построенное рационально, в согласии с природой, стоит поговорить с ними о доме, о детях, о жизни лесной и вообще о жизни — не торопясь, по душам, — может, тогда постепенно станет доходить смысл того, что определяется понятием «русскость».
Ведь они – русские!






И последнее. Кержаки, как известно, верующие христиане. Или крестьяне, как переиначили русские много веков назад. Крестьяне настоящие, донесшие до наших дней в законсервированном виде те навыки крестьянского труда, которые были наработаны земледельцами Руси на протяжении многих веков. А ведь с матушкой-кормилицей землей мы разучились общаться абсолютно – иначе чем объяснить тот факт, что на протяжении последних десятилетий так и не получается по-настоящему накормить современную Россию, имеющую самые большие в мире запасы пахотных земель. Как ни печально, но страны СНГ, и Россию в том числе, в немалой степени кормят соседи-китайцы…
Пожалуй, самым важным и удивительным открытием в нашем путешествии было то, что мы убедились в самом существовании этого мира, выстоявшего в годы глобальных потрясений, когда все и вся в нашем отечестве приводилось к единому, усредненному знаменателю. Мира, сохранившего свою самобытность и неповторимость.

Африка. В гостях у троглодитов.

Кое-кто утверждает, что берберы – потомки атлантов: недаром горы, рядом с которыми они живут, называются Атласские. Так как в изобразительном искусстве, например, у тех же туарегов очень часто встречается мотив креста (про что я уже писал), то это дало повод некоторым выдумщикам-историкам предположить, что туареги потомки расселившихся по Северной Африке после поражения крестоносцев. Есть и такие исследователи, которые вообще считают их пришельцами с других планет. Но более всего меня впечатлили гуляющие по интернету заявления, что берберы — потомки амазонок.
Подобная фантазия, между прочим, появилась не совсем на пустом месте. Ведь еще Геродот в пятом веке до нашей эры описывал завоевания амазонками севера Ливии! А если вспомнить, что «официальное» родовое гнездо амазонок находилась на реке Танаис, то есть на русском Дону, то мы вообще получаемся ближайшими родственниками.
Если уж амазонки действительно «наследили» в Северной Африке, то именно они, скорей всего, подали берберам заразительный пример того, как женщины могут сражаться наравне с мужчинами.
В битвах против арабов на стороне берберов сражались достойно и женщины-берберки – факт достаточно известный. Одна из берберских цариц наводила такой ужас на арабов, что те вынуждены были собрать войско в сто (!) раз превышающее берберское. Тогда берберская царица Кахина приказала отступить, но перед этим разрушить все города, а более мелкие поселения сжечь, чтобы арабам ничего не досталось.
Ничего не напоминает? У меня, например, сразу возникли ассоциации с русским полководцем Михаилом Кутузовым. Что после этого должны были завоеватели написать о берберах? С их точки зрения, конечно, это вероломство – всё сжечь, ничего захватчикам не оставить. Скорее всего, так же французы думали о русских в Отечественную войну 1812 года.
(В скобках замечу, что стоит, пожалуй, обратить внимание на имя берберской царицы – Кахина. В переводе с древнего языка берберов это означает «любимая». Как тут не вспомнить известное украинское слово: «кохана»?)
Некоторые учёные считают, что слово «бербер» означало в древности то же самое, что «варвар». Слова и вправду созвучны. Действительно, с точки зрения рабовладельца, можно ли считать полноценными земледельцев, которые встают с рассветом, ложатся спать с наступлением темноты, не торгуют рабами, не устраивают гладиаторских боёв…
В арабских письменных источниках немало написано о вероломстве берберов, об их жестокости, о том, что им нельзя доверять, что они необразованные, дикие. Те же слова о берберах и в источниках финикийских. И в римских.
Почему римляне, финикийцы и арабы, не сговариваясь, в разное время так писали о берберах? Потому что и те, и другие стремились их завоевать и поработить. Народ, который нужно подчинить, надо сначала объявить второсортным, ни на что не способным.
Берберы же всегда были, образно говоря, крестьянами, а не торгашами. Жили собственным трудом, а не отнятым добром.
Крестьянин всегда мечтает о возможности спокойно трудиться на своих полях. Недаром ведь берберские племёна называли себя «свободные люди». Что главное для крестьянина? Мирная жизнь и много солнца для хорошего урожая. И, как следствие, почитание богов природы, а не богов войны.
Ну, а поскольку изначально берберы были миролюбивыми земледельцами, ими всегда кто-то правил. До поры до времени жили себе берберские предки спокойно и счастливо, пока на север Африки не пришли финикийцы. Вторглись и основали города, якобы принеся цивилизацию. А на самом деле просто наладили работорговлю и создали самые большие на Средиземном море рынки рабов.
Именно тогда немалая часть берберов ушла в горы и подальше в пустыню.




После финикийцев кого только тут не было: римляне, греки, византийцы, арабы. Последние принесли с собой мусульманскую религию и обратили берберов в ислам. Естественно, принудительно в добровольном порядке, то бишь — огнём и мечом.
Все первые королевские династии Магриба, как известно из истории, были берберские, а вот после принятия ислама берберы начали постепенно забывать своё прошлое и постепенно поверили в свою второсортность.
Сегодняшние аборигены Северной Африки, как и большинство из нас, потеряли знания своей глубинной истории, своего рода. Лишь кое-где сохранилась родная музыка. По праздникам на местных «завалинках» распевают короткие шутливые песенки, очень похожие на русские частушки. Так же импровизируют, сочиняя их на ходу, так же при этом смеются и веселятся. А на ночь детям поют берберские «колыбельные»…
Тех предков берберов, которые ушли от всевозможных завоевателей в самые жаркие «закоулки» Сахары и спрятались там в своих подземных домах-землянках, называют троглодитами.
Вообще слово «троглодит» давно стало как бы синонимом «варвара», «дикаря», «невежды», это своего рода прозвище, которым награждают кого-то весьма прожорливого и к тому же всеядного.
С появлением эволюционизма под троглодитами вообще стали понимать предков человека, которые дожили до наших дней в отдалённых местах планеты (к слову, современное латинское видовое название обыкновенного шимпанзе — Pan troglodytes). Однако в дальнейшем существование троглодитов как подвида рода людей не подтвердилось, и ими стали называть малокультурных людей или просто людей, живущих в пещерах: например, в пещерных поселениях Каппадокии в Турции, берберов в Северной Африке и других.
Кстати, слово «троглодит» с древнегреческого так и переводиться: «живущий в пещере». Поэтому под троглодитами понимают всех людей, обитающих в пещерах — естественных или искусственных. Следы пребывания троглодитов находили в Италии, в Эфиопии, в Мали, на территории Крыма и в других странах. Троглодитизм как явление – то есть строительство пещер для проживания — было распространено по всему миру. Не редкость оно и в наше время.
И именно в Матмате до сих пор проживают в приличном количестве берберы-троглодиты.
Город расположен на одноименном нагорье и по мере приближения к нему поначалу трудно различить какие-либо признаки жизни в этом пустынно-марсианском пейзаже. При более пристальном рассмотрении через некоторое время удается обнаружить необычные жилища троглодитов. Тут и там между зелёными проплешинами виднеются округлые рукотворные холмики. Если присмотреться еще внимательнее, то можно заметить, что они расположены вокруг углублений в земле, похожих на кратеры. Эти кратеры искусственные и из них можно попасть в подземные жилища. Со дна «кратера» – внутреннего дворика – отходят комнаты, вырытые в грунте. Прославившись в фильме «Звездные войны», эти дома сделали Матмату одной из основных туристических достопримечательностей Туниса.






Говорят, что Джордж Лукас был так впечатлён уникальным местным ландшафтом, что в этот момент и решил снимать первый фильм киноэпопеи в окрестностях местного нагорья. Здесь же он дал имя планете, о которой шла речь — Татуин, в честь соседнего провинциального городка. Сами жители Матматы и их дома-пещеры были задействованы в съёмках.
В Матмате, помимо привычных нам строений, несколько сотен подобных «кратеров», расположенных на склонах холмов и гор, часть из которых до сих пор используется как жилища.
Комнаты выдалбливались вокруг вертикального колодца глубиной до семи метров и диаметром в пределах 10 метров. Небольшой крытый переход уводит с уровня земли вниз, во двор. Нередко на втором этаже вырубали второстепенные помещения меньшего размера, куда вели лестницы — чаще всего эти комнаты использовались как кладовые для зерна. Берберы селились в подобных домах, поскольку там возможен естественный контроль температуры, что было крайне важно в этих засушливых местах.
Согласно древним преданиям, полуподземные дома впервые были устроены здесь в ту эпоху, когда римляне направили в данный регион два египетских племени с правом поселиться и убивать любого, кого встретят на пути. Местным жителям пришлось покинуть места своего обитания и вырыть пещеры, чтобы спрятаться от захватчиков, однако по ночам они покидали свои жилища, чтобы нападать на чужеземцев.
Поселения сохранились до настоящего времени, но широкую известность получили только в 1967 году. Прежде Матмата не пользовалась особой известностью, однако в тот год в результате сильных ливней, длившихся более 20 дней, дома аборигенов затопило, многие из них начали разрушаться. Община направила в город Габес, в администрацию региона, делегацию с просьбой о помощи, которая была оказана. Тогда в Матмате и приступили к строительству наземных жилищ.
Тем не менее, некоторые жители Матматы и сегодня продолжают обитать в отремонтированных и перестроенных подземных домах, хотя большая часть все же переселилась в новые жилища на поверхности.
Большинство современных берберов в Матмате теперь используют свои старые жилища только для того, чтобы заработать на входной плате. Сами они живут в Новой Матмате у подножия гор, в современных бетонных домах, крытых гофрированной жестью. Слышал я, что летом там ужасно жарко, а зимой отчаянно холодно – то есть имеются в наличии все те «прелести», с которыми абсолютно не сталкивались их предки, жившие в своих первобытных землянках.
И настоящие троглодиты вовсе не заслуживают пренебрежительного к себе отношения.
Встречают гостей они весьма радушно. Хозяйка вынесла нам из своей пещерной кухоньки знатный берберский мятный чай на подносе, а к нему еще какие-то местные вкусности. Такой чай я уже пробовал раньше в нашем путешествии по Африке. Но, поверьте, здесь он оказался особенно хорош!








Берберские крестьяне, как и славянские (если только они не отшельники-кержаки), очень гостеприимны. И стол, когда приходят гости, обязан у них «ломиться» от еды. Как и славяне, они любят всякого рода выпечку и сладости. Разве что на столе у них доминируют экзотические для нас фрукты и множество свежайших овощей.
Да и продукты у берберов посвежее, чем даже в Европе. Их яблоками нельзя любоваться, как европейскими – потому что они не на продажу, а для того, чтобы их ели: некрасивые, но сочные. А вот «свежемороженую» еду они вообще не признают. У многих нет холодильников. Здесь считают так: продукты, которые портятся, надо выбрасывать (а те, которые не портятся, не надо покупать). Берберам сложно объяснить, что означает выражение «свежемороженая рыба». Для них это невероятно и попросту дико.
В принципе, все современные троглодиты Матматы давно могли бы переселиться в обычные городские квартиры. Однако тех, кто остались жить в пещерах, никак нельзя считать оторванными от цивилизации. Им не чужды многие ее блага: у них есть и водопровод, и электричество. Так что чувствуют они себя вполне комфортно. Особенно знойным летом, ведь в пещерах всегда довольно прохладно.
В домах у местных берберов — и то далеко не у всех — лишь недавно появилось телевидение. Как ни удивительно, но у них не бывает эпидемий гриппа, потому что о гриппе им никто и ничего по телевидению не рассказывал. Про коронавирус берберы наверняка тоже ничего не знают.
Потому что просыпаются они не от приходящих на смартфон эсэмэсок, а с рассветом. По сути, телевидение берберам до сих пор заменяет самое объемное из всех возможных изображение окружающего мира в режиме «реалити», без всяких прикрас и интерпретаций модных телеведущих и специалистов «околовсяческих наук».
Любопытен еще тот факт, что берберы с древних времен не слишком-то ценили золото. Они как бы не признавали его драгоценным металлом и не любили его. А священные обереги, например, делали из дерева или из серебра – потому что как раз серебро предки берберов считали по-настоящему благородным металлом. И сегодня на их женщинах редко можно увидеть золотые украшения. Если вдуматься, это очень даже правильно – ведь сколько войн в мире происходило как раз из-за золота! Золото на планете уже давно превратилось в кармически опасный, кровавый металл. А тонко ощущающие энергии природы берберы (как и праславяне, между прочим) именно поэтому старались не носить золото на теле.
Конечно, сейчас мало кто чувствует эти самые «природные энергии», мода и суета уничтожили глубинное осознание.




В Матмате сегодня большинство населения зарабатывает деньги именно в туристическом бизнесе: продажей сувениров, демонстрацией представителей местной фауны, фольклорными выставками в своих домах и т.д.
Да, часть троглодитов в наше время сдалась миру потребления. Завоевателям не сдавались, а устоять против мечты обогатиться не смогли. Начали торговать, научились разводить туристов. Что есть, то есть, из песни слов не выкинешь…
Но все же этот народ, переживший расцвет и падение нескольких цивилизаций, смог в результате сохранить свой язык, обычаи, традиции, а также (хотя бы в общих чертах) уклад и образ жизни.

Куда мы движемся? Немного выводов.

«Мы должны быть благодарны старообрядчеству за то, в первую очередь, что на добрых три столетия оно продлило Русь в ее обычаях, верованиях, обрядах, песне, характере, устоях и лице. Эта служба, быть может, не меньше, чем защита отечества на поле брани».
В.Распутин «Религиозный раскол в России»
Оказалось, берберы, как и славяне, называют землю «матушкой»! Вспомните, в сказках русские богатыри, когда хотели набраться силы, ложились на землю и становились непобедимыми.
Победить богатыря на его родной земле можно только обманом. Скажем, Геракл поборол мифического властителя Ливии Антея исключительно хитростью – для начала оторвал богатыря от его земли, лишил силы и только потом сумел одолеть!
Такова притча, но ведь и правда в том, что колонизаторы всегда хитрость почитали за доблесть. И для того, чтобы поработить какой-то народ, им нужно сначала оторвать его от родной земли, лишить корней!
Славян (и не только славян) сегодня всячески пытаются лишить последних сил, перевезти в города-мегаполисы, изничтожив народную основу – крестьянство! Превратить людей в беспамятных невольников, суетящихся в погоне за виртуальным счастьем!
Процесс разворачивается прямо на наших глазах. Последующие шаги предсказуемы – для тех, кто способен не просто смотреть, а именно видеть. Ожидаемая сегрегация общества по QR-кодам лишь очередной логический ход. Ведь понятно, что все это не имеет никакого отношения к медицине. Коллективный иммунитет, о котором так много говорят, возникает только там, где в принципе имеется коллектив. Где имеются какие-то горизонтальные взаимосвязи, инстинкты взаимопомощи и взаимовыручки, уважения каждого к каждому. Лев Толстой в свое время обозначил коллективный иммунитет в виде «скрытой теплоты патриотизма» — в этом, наверное, и есть суть. Только тогда тот самый иммунитет может появиться. А в обществе, где все ненавидят друг друга, по крайней мере, сильно не любят, где принято стучать на ближнего и топить друг друга, обвиняя кого-то в иноагентстве (как, скажем, в современной России) – о каком «коллективном иммунитете» может идти речь?!
Для коллективного иммунитета, повторюсь, нужны именно связи. Он может возникнуть там, где имеется инстинкт безопасности — который, в свою очередь, подразумевает настоящее, а не показное уважение друг к другу.
Вообще любая страна использует сегодня «эпидемиологические новости» в нужном ей ключе и конкретно так, как это соответствует ее тенденциям. А тенденции в большинстве случаев таковы: всех запереть в рамках квартир, в рамках навязываемого мировоззрения и определенной веры. В результате ни единой благотворной меры невозможно принять, чтобы она не была немедленно использована для репрессий, для очередного ограничения свобод и тотального контроля всего, что человек делает. То есть любой инструмент сохранения безопасности немедленно преобразуется исключительно (и всего лишь) в форму новых репрессивных мер.
Как же тут не вспомнить сибирских и сахарских отшельников, которые никогда не принимали наш так называемый цивилизованный мир за «чистую монету». Скажу больше, я абсолютно уверен, что печальные тенденции глубоко больного — в прямом смысле этого слова — человеческого сообщества как раз их-то в большинстве своем обойдут стороной.
Что интересно, уже не в первый раз.

И да, употребление той кержацкой медовухи, про которую упомянул в самом начале, произвело крайне интересный эффект. Вечер мы просидели за заветным кувшинчиком на летней кухне одного из кержацких подворий, а на ночлег нам предложили разместиться в пустующем доме на другом конце заимки.
Дом действительно оказался пустым, но при этом содержался в полном порядке. По какой причине он был пуст – не знаю, спросить как-то не удосужился. Впрочем, не о том речь.
Вдоволь нахлебавшись «хмельного кваску», поздней ночью мы по бревенчатому настилу, устилавшему заимку от края до края, зашагали вслед за абсолютно трезвым Тимофеем к нашей таежной «гостинице».
Этот совсем не длинный марш-бросок через ночную заимку запомнился мне на всю жизнь. Пройти нужно было всего ничего – с десяток дворов, правда, расположены кержацкие подворья один от другого на приличном расстоянии.
Однако таежная медовуха оказалась не так проста! Пока сидели за столом, пилась она как морс, легко и непринужденно.
Но стоило из-за стола встать — реакция организма, надо сказать, сразу меня озадачила.
Голова, как оказалось, приобрела необыкновенную легкость и просто воспарила над землей. Такое впечатление, что я летал где-то рядом с верхушками сосен, бросая оттуда не совсем трезвые взгляды на темные силуэты домов под ногами…
Или нет, не под ногами!
Как раз с ногами в тот же самый момент творилась полная беда – они превратились в тяжеленные колоды, переставлять которые стало необыкновенно тяжело. Я с немалым напряжением отрывал ноги от земли, делая очередной шаг к заветному ночлегу.
Так понемногу и доплелись до «своей» избы, где немедленно расстелили спальники прямо на полу, чтобы вырубиться до следующего утра. Уж чем-чем, а впечатлениями в тот самый первый день пребывания на кержацкой заимке мы были переполнены по самое не могу!
Нужно отметить, что больше никогда в жизни я не испытывал такого странного состояния алкогольной эйфории, сопровождаемого почти полной потерей моторики. Хотя потом в «цивильной» жизни, конечно же, приходилось время от времени употреблять спиртные напитки разнообразных брендов и самой разной стоимости.
Довольно быстро я осознал – с той, таежной, медовухой не сравнится никакой алкоголь, сколько бы он ни стоил в нашем насквозь продвинутом мире.
Наверное, в том числе и поэтому интерес к выпивке у меня с течением времени почти полностью угас…

Дмитрий Фефелов,
ноябрь 2021 г.