Шторм уходит не прощаясь…

(Феодосия глазами казахстанца)

Штормит? Так наберись терпенья малость,
Ведь штиля подождать всего-то и осталось…



«Утром в 5 часов изволил прибыть в Феодосию — серовато-бурый, унылый и скучный на вид городишко. Травы нет, деревца жалкие, почва крупнозернистая, безнадежно тощая. Всё выжжено солнцем, и улыбается одно только море, которому нет дела до мелких городишек и туристов. Купанье до того хорошо, что я, окунувшись, стал смеяться без причины».
Так в письме М.П.Чеховой описал тогдашний город Антон Павлович Чехов, посетивший Феодосию задолго до меня, в 1888 году.
Н-да… После того приезда знаменитого русского писателя прошло более, чем сто с четвертью лет. И я уже, бродя по Феодосии, никак не мог соотнести чеховское описание с современной мне действительностью. Ничего «серовато-бурого, унылого и скучного» вокруг абсолютно не наблюдалось.
Наоборот, теперь ассоциации с этим небольшим аккуратным прибрежным городком лично у меня возникают как раз прямо противоположные. В таких, знаете ли, сугубо пастельных, максимально теплых тонах: Черное море, Крым, протяженные городские пляжи, которые в окрестностях Феодосии протянулись на 17 с лишним километров, а ширина пляжной полосы местами доходит до 200 метров! Тут же множество закусочных, кафе, сувенирных лавок – и все такое яркое, солнечное, ласковое, доброе…








Здесь совершенно конкретно переносишься как будто в другие реалии, про которые разве что у русских классиков прочитать можно. Это когда приезжают к знакомым погостить и гостят, например, месяцами. Читаешь такое и как-то странно становится. Потом представишь саму эту поездку в гости откуда-нибудь из Москвы, например. В запряженной парой или четверкой лошадей коляске, с остановками на почтовых станциях, с ночевками не пойми где и всеми прочими «удобствами» — и понимаешь, что такого же пути обратно явно не захочешь проделывать ни на следующий день, ни даже через неделю.
А тут еще море совсем рядом, а в море виднеются время от времени все те же вечные паруса (и даже «алые», если вспомнить Александра Грина, чье творчество тоже связано напрямую с Феодосией). Раньше ведь, собственно, и плавали по Черному морю примерно так: неделя туда, неделя обратно, неделя стоянка – примерно с месяц на одно плавание и уходило. В результате мало куда, по нынешним меркам, сходить-то успели, а уже какой-нибудь сезон штормов приближается, нужно вставать на якорь до тех пор, пока погода не наладится. И если разобраться, то плавание под парусами все равно долгое и монотонное – особенно для нас, людей совсем другого времени. Такого, в каком можно всю планету облететь по кругу за сутки с пересадками, а деловые поездки планируются зачастую «на денек»…
Сегодня при слове «Феодосия» у меня сразу встает перед глазами башня святого Константина в центре города, которая является одним из его символов. Вспоминаются залитые солнцем улицы и прохладный ветерок с моря, уже полураздетые по случаю весны, но пока еще редкие отдыхающие, мощные портовые краны, большие баки нефтехранилищ в пригороде и генуэзская крепость, до сих пор впечатляющая своей былой мощью. И, конечно же, памятник Айвазовскому рядом с Феодосийской картинной галереей его же имени. Тоже своего рода символ.
«Мой адрес – всегда Феодосия» – говорил всемирно известный маринист Иван Константинович Айвазовский, который очень любил родной город и прожил в нем всю свою жизнь…




Феодосия является одним из старейших городов на Черноморском побережье. В Средневековье он носил имя Кафа (или Каффа – часто встречается такое написание). Здесь процветала торговля, существовал самый большой в регионе невольничий рынок.
Если верить историкам, то поселение на берегу залива было основано еще в VI веке до нашей эры колонистами, приехавшими из греческого города Милета. Позже оно вошло в состав могущественного Боспорского царства, которое в IV веке уже нашей эры разрушили гунны.
В последующие века город много раз переходил из рук в руки. В нем жили аланы, потом здешнее побережье стала контролировать Византийская империя, за ней – хазары. До XIII века эти места входили в состав Золотой Орды, а в начале XIV века город выкупили генуэзцы.
Новым владельцам удалось построить процветающий город-порт, через который велась активная торговля между Востоком и Западом. Кроме рабов, здесь торговали пряностями, золотом и ювелирными украшениями. К XV веку принадлежавший генуэзцам прибрежный город так разросся, что по своим размерам, говорят, превзошел даже Константинополь. Он имел многонациональное население, но больше всего в Кафе проживало армян.


Около 1474 года Кафу, к слову, посетил Афанасий Никитин, упомянувший его в своих путевых записках «Хождение за три моря».
В 1475 году все крымское побережье захватили турки-османы, при которых город превратился в один из главных портов на полуострове. В те времена его часто называли Кючюк-Истамбул или Маленький Стамбул, подчёркивая важность города и немалое население. Например, в 1682 году здесь насчитывалось 4000 домов: 3200 мусульманских и 800 христианских. Важным промыслом в окрестностях Кафы была добыча самосадной соли в естественных лиманах.
При турецком владычестве значение города, тем не менее, понемногу снижалось. Он по-прежнему оставался укреплённым пунктом, однако сильно обезлюдел.
В 70-е годы XVIII века городом стала владеть уже Российская империя, и именно тогда он получил имя «Феодосия». Громкое наименование — в переводе с греческого языка название означает «Богом данная» — не слишком-то повлияло на статус захудалого провинциального городка, каким Феодосия так и оставалась более века. Только с конца позапрошлого столетия, после создания здесь промышленного порта и появления железной дороги, ситуация стала меняться. В 1892 году в Феодосию была проведена железнодорожная ветка из Джанкоя, а в 1899 году из Севастополя переведён коммерческий порт, что способствовало промышленному развитию и росту города. В 1897 году (кстати, это год первой всеобщей переписи населения в Российской империи) в Феодосии насчитали уже 27 238 душ: 15 995 мужчин и 11 243 женщины.
Сегодня Феодосия в первую очередь, конечно же, популярный город-курорт и крупный морской порт на юго-восточном побережье Крыма, с населением под 100 тысяч человек. У входа в Феодосийский залив глубина моря достигает 28 метров — этого вполне достаточно, чтобы в порт могли входить большие сухогрузы и танкеры. В заливе есть собственное круговое течение, поэтому вода у побережья постоянно обновляется и никогда не бывает грязной.




Прекрасный климат здешних мест определяют удачное расположение Феодосии на берегу большого залива, достаточно теплое Черное море и прикрывающая город от ветров гряда Тепе-Оба. Этот хребет замыкает собой Главную гряду Крымских гор, протянувшуюся вдоль побережья Черного моря от мыса Айя близ Севастополя до мыса Святого Ильи у Феодосии. Возвышенности и увалы гряды поднимаются местами на высоту до 300 метров и защищают побережье от сильных ветров.
Благодаря этому климат города не похож на степной, а больше напоминает средиземноморский. Летом здесь жарко и практически не бывает дождей. В июле и августе температура воздуха держится в районе плюс 26-28 градусов, а вода в море прогревается до плюс 25-27.
Соответственно, больше всего путешественников приезжает в Феодосию во время купального сезона, с конца мая и до начала октября. Во время так называемого «высокого» туристического сезона город принимает немало красочных фестивалей, посвященных рыбной кухне, нетрадиционной моде, виноделию, воздухоплаванию, велосипедам и джазовой музыке. Эти праздники собирают гостей не только из других крымских городов, но и из-за рубежа.
Конечно, своеобразная красота Феодосии издавна привлекала к себе представителей творческих профессий, которые жили и творили здесь. Сегодня в городе можно посетить художественную галерею имени Ивана Константиновича Айвазовского, музей денег, музей дельтапланеризма, мемориальные музеи Александра Грина, сестер Марины и Анастасии Цветаевых. А Феодосийский музей древностей (строго говоря, это краеведческий музей, но чаще употребляют именно первое название) считается даже одним из лучших профильных музеев России. Он, кстати, один из самых старых в Крыму: здешние коллекции открыты для посетителей еще с 1811 года.




Я уже писал как-то, что вот чем необыкновенно богат Крымский полуостров — это руинами древних городов. Только в окрестностях соседней Керчи, откуда я и приехал в Феодосию, их несколько: Пантикапей, Тиритака, Нимфей, Мирмекий (мне удалось с ними вскользь познакомиться, побывав на месте современных раскопок). Кстати, сама Керчь — один из самых древних городов не только России, но и мира; территория здесь была заселена, как считают ученые мужи, в эпоху палеолита.
И еще при СССР, в 1971 году, выпустили почтовую марку, на которой написано: «Феодосии 2500 лет». По традиции в последнюю субботу июля Феодосия как раз отмечает свой День рождения — в этом году достигнут, получается, весьма солидный рубеж в 2549 лет. Прямо скажем, впечатляет! Конечно, данные цифры весьма условны, но город также, что вполне очевидно, является одним из древнейших в мире.


За долгие века Феодосия пережила немало трагических и героических событий, повидала самых разных властительных тиранов-правителей и мудрых воевод. Ее более чем 25-ти вековая «официальная» история, как и история Керчи (да и всего Крымского полуострова!) перенасыщена удивительной мозаичной многослойностью и многонациональностью, хранит в себе бесконечное множество легенд и тайн, до конца так не раскрытых. Ощущение от пронесшихся веков, культур и народов, отгремевших жестоких битв и кровавых революций присутствует в ауре древнего города вполне явственно и воспринимается здесь на подсознательном уровне как своеобразный «культурологический фон».








Среди всего прочего, это город, с которого в Средние века началось по всем средиземноморским окрестностям распространение смертельной пандемии, масштабы которой сегодня даже трудно представить. Нынешняя эпидемия коронавируса на том, средневековом, фоне выглядит даже как-то не слишком серьезно, ибо несопоставима по количеству жертв и последствий. Пока, по крайней мере…
Именно здесь, во время осады Кафы войсками хана Джанибека в 1346 году произошло первое известное нам в истории применение бактериологического оружия.
Дело обстояло следующим образом. Генуэзцы примерно за два века владения создали на месте современной Феодосии процветающий портовый город, который служил главным центром управления всех генуэзских колоний в Северном Причерноморье. Кафа тогда переживала свой расцвет, население города превышало 70 тысяч человек, здесь работало консульство и казначейство, действовал филиал банка Святого Георгия, театр, имелась резиденция епископа и собственный монетный двор, где чеканились монеты.
Кафа явно монополизировала торговлю в Чёрном море, но в целом, несмотря на периодические войны, генуэзцы поддерживали союзнические отношения с золотоордынскими ханами, которые формально являлись верховными владетелями данных территорий.
Однако конфликт, возникший поначалу далеко от Кафы – в купеческом итальянском квартале города Тана, к северу от Константинополя — по законам неумолимой логики всех человеческих войн достаточно скоро переместился прямиком в Крым. Спасшиеся тогда от татарских погромов итальянские купцы, успевшие сесть на корабли и ретироваться под защиту неприступных стен Кафы, «навели» в результате на город хана Джанибека.
Кафа со своими несметными богатствами давненько уже представляла собой лакомый кусок для Золотой Орды, а тут еще незаконченные разборки с итальянцами! Для «правильных татарских пацанов» вариант очевидный: надо брать!
Но Джанибек покусился на крепкий орешек. Нахрапом захватить Кафу было просто невозможно. Здешняя цитадель считалась одной из самых крупных в Европе. Она охватывала территорию в 70 гектаров и имела двойное кольцо каменных стен, высота которых доходила до 11-12 метров. Кроме мощных стен, крепость включала множество высоких башен и прорытый по периметру земляной ров.
Генуэзскую цитадель строили из известняковых плит, скрепленных раствором. Качество кладки, выполненной средневековыми строителями, оказалось таким высоким, что крепость выдержала испытания и войнами, и временем, неплохо сохранившись до наших дней.






Сегодня, к слову, можно увидеть полукилометровый фрагмент южной стены с башнями Криско и Святого Климента, остатки крепостного рва, пилоны въездных ворот и часть западной стены. Неподалеку от древней цитадели еще сохранилось несколько армянских храмов XIV века, турецкие бани и старый одноарочный турецкий мост.
В разных частях Феодосии до сих пор возвышается несколько башен, которые в генуэзские времена были частями общей оборонительной линии. На востоке древнего города находится прямоугольная двухъярусная Доковая башня, служившая морскими воротами средневековой Кафы и охранявшая ее портовую часть. А если от развалин генуэзской крепости пройти примерно с полкилометра на юг, к холмам, то можно оказаться возле башни Джиовани ди Скаффа, построенной, как и основная цитадель, в XIV веке. В прежние времена толщина стен этой круглой башни доходила до 2,5 метров, а охранявший ее гарнизон мог брать воду из подземного колодца. Старинная башня, между прочим, еще ждет своих исследователей, ибо в наши дни стоит как минимум на одну треть засыпанная землей.
К востоку от башни Джиовани ди Скаффа еще одно генуэзское строение – башня Фомы, которую использовали как арсенал. Время, правда, не пощадило постройку, от нее осталось лишь полукруглое основание. Холм, где построили башню, художник И.К. Айвазовский назвал позднее горой Митридат, и это название употребляется в Феодосии по сей день.
Ну, а самая северная башня средневековой цитадели расположена возле берега моря, недалеко от городского железнодорожного вокзала. От башни Константина (названной так якобы в честь римского императора) сохранились только три стены и выразительное зубчатое завершение; толщина кладки у основания башни доходит до двух метров. Между прочим, некоторые историки считают, что и построили башню именно трехстенной, чтобы у оборонявшихся в случае реальной угрозы для жизни был путь к отступлению…
В общем, войско хана Джанибека вынуждено было встать в осаду, намереваясь взять город измором. И осада продолжалась три года, до того момента, пока татар не начала косить бубонная чума. Откуда пришла болезнь, толком не известно, хотя есть смутные сведения, что откуда-то из Азии, как бы даже не из того же Китая. Наиболее правдоподобна версия, что источником эпидемии могли быть степные грызуны, жившие в юго-восточных частях тогдашней Золотой Орды и в пустыне Гоби — природном очаге болезни. Эпидемия начала распространяться с караванами по Шёлковому Пути. Но, во всяком случае, до осады Кафы с ней еще не сталкивались ни в Византии, ни в Европе.
Хан, увидевший, что его войско стремительно слабеет, придумал великолепный (с его точки зрения) план: в город с помощью катапульт стали забрасывать тела умерших от чумы. И очень скоро в Кафе вспыхнул настоящий мор.


Вот что пишет очевидец тех событий нотариус Габриель де Мусси, оказавшийся в 1346 году в осажденной генуэзской фактории:
«Повсюду распространился невыносимый смрад, были видны горы мертвецов, от чего христиане не могли ни спрятаться, ни бежать, ни в силах освободиться, и было решено мертвецов предать морю, бросив их в волны. Вскоре весь воздух был заражен, вода отравлена, охвачена гниением, усиливая заражение; едва ли один из тысячи мог, бросив войско, бежать, но, будучи зараженным, он повсюду разносил заразу, заражая других».
Осада, к слову, окончилась ничем, так как ослабленное болезнью войско Джанибека вынуждено было отступить. А генуэзские корабли, соответственно, отправились в плавание из Кафы, разнося «черную смерть» далее по всем средиземноморским портам и поселениям.
«Так случилось, что среди тех, кто сбежал из Кафы на кораблях, было несколько моряков, которые были заражены ядовитой болезнью. Некоторые корабли пришли в Геную, другие отправились в Венецию и в другие христианские страны. Когда матросы добрались до этих мест и смешались с людьми, казалось будто они принесли с собой злых духов: каждый город, каждое поселение, каждое место было отравлено страшным мором, а их жители, как мужчины так и женщины, умирали вдруг, внезапно...»
Только в Константинополе, как следует из источников, вымерло до 90 процентов населения, а в Европе, по некоторым данным, насчитали до 75 миллионов жертв пандемии, то есть погибло в результате не менее четверти населения Старого Света.
«Биологическая война» хана Джанибека была, вполне возможно, первой зафиксированной в более-менее достоверных литературных источниках эпидемией инфекционного заболевания. Только через сотни лет ее превзошла по масштабам пандемия «испанки», которая началась в последние месяцы Первой мировой войны и быстро обогнала этот крупнейший на тот момент вооружённый конфликт по числу жертв. От испанского гриппа умерло, по разным оценкам, от 50 до 100 миллионов человек. Испания первой испытала сильную вспышку болезни, но, скорее всего, не эта страна была первичным эпидемическим очагом (известно, что первые больные появились в начале 1918 года в США). Болезнь бушевала с января 1918 года по 1920 год, во всём мире заразилось не менее 550 миллионов человек, то есть около 30 процентов тогдашнего населения планеты — что позволяет считать пандемию «испанки» одной из наиболее масштабных катастроф в истории человечества.




В зеленом Юбилейном парке, что расположен возле феодосийского железнодорожного вокзала, шестнадцать лет назад открыли фонтан «Доброму гению». Он, естественно, посвящен уроженцу Феодосии Ивану Айвазовскому (Айвазяну). А метрах в ста от него, ближе к железнодорожным путям, стоит другой фонтан, построенный по проекту и на деньги знаменитого художника.
Необычный архитектурный памятник имеет интересную историю.
Феодосия век за веком постепенно разрасталась, и под строительные нужды активно вырубались окрестные леса. Однако бездумное уничтожение деревьев привело к тому, что уже с середины XIX века жители Феодосии постоянно испытывали нехватку питьевой воды. Проблема стала настолько острой, что качественную воду приходилось доставлять из Севастополя в бочках морским путем!
Иван Константинович Айвазовский родился в Феодосии, и на территории его родового имения находился полноводный Субашский источник. Осенью 1887 года художник принял решение подарить воду источника феодосийцам. Проект фонтана он создал собственноручно, и на его же средства построили металлический трубопровод, по которому в оборудованный в центре города фонтан ежедневно стало поступать 50 тысяч ведер воды…
Конечно же, центральное место среди других музейных коллекций крымского курорта сегодня занимает национальная картинная галерея, носящая имя знаменитого мариниста. В завещании Айвазовского было сказано:
«Мое искреннее желание, чтобы здание моей картинной галереи в городе Феодосии со всеми в ней картинами, статуями и другими произведениями искусства, находящимися в этой галерее, составляли полную собственность города Феодосия, и в память обо мне, Айвазовском, завещаю (галерею) городу Феодосии, моему родному городу».
Феодосийская картинная галерея имени Айвазовского располагается в двух зданиях – уникальных памятниках архитектуры ХIХ века: в доме Айвазовского и особняке его сестры.
Наиболее значительное из них – дом Айвазовского. Здесь представлены лучшие его крымские пейзажи из коллекции галереи, батальные полотна и произведения, созданные под впечатлением многочисленных путешествий художника.
В доме сестры размещен отдел «Русская и современная марина. Художники юго-восточного Крыма». Здесь экспонируются произведения Айвазовского и его современников, учеников и последователей: Лагорио, Фесслера, Богаевского, Магдесяна, Ганзена, Латри, Волошина, Барсамова…




В настоящее время собрание галереи – действительно уникальный комплекс произведений живописи и графики, архивных документов, мемориальных вещей и предметов декоративно-прикладного искусства, всего более 11 тысяч экспонатов. И это крупнейшая в мире коллекция произведений самого Айвазовского, она насчитывает более 400 его работ. Также тут экспонируется свыше 12 тысяч картин, посвященных морю, которые написаны другими художниками.
Кстати сказать, самые первые выставки картин Айвазовского тоже были организованы здесь, в Феодосии, еще в середине XIX века. Айвазовский до сих пор является непревзойденным мастером морского пейзажа, его техника безукоризненна, доведена до совершенства. В 1843 году на выставке во Франции Айвазовскому была присуждена золотая медаль, а в Голландии – присвоено звание академика, что само по себе знаменательно, поскольку Голландия считается родиной маринистической живописи.
В 1844 году Иван Константинович вернулся в Россию известным в Европе живописцем. Его встретили с большим почетом, он получил звание академика Петербургской Академии художеств и звание первого живописца Морского министерства.
Впоследствии Айвазовский написал большое количество батальных картин, связанных именно с историей флота. К этим темам художник обращался на протяжении всей своей жизни, и не только по долгу службы, как живописец Главного морского штаба, но и движимый гражданскими чувствами.
Всемирную славу Ивану Константиновичу принесли картины, воспевающие подвиги российского флота. Романтика подвига вдохновила Айвазовского на создание известнейших батальных произведений: «Чесменский бой» (1848), «Бой в Хиосском проливе» (1848), «Осада Севастополя» (1854), «Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями» (1892), «Малахов курган» (1893) и многих других.
Художник писал: «Каждая победа наших войск на суше или на море радует меня как русского в душе и дает мысль как художнику изображать ее на полотне». Иван Константинович был лично знаком со многими русскими флотоводцами: М.П. Лазаревым, В.А. Корниловым, П.С. Нахимовым.
Айвазовский отличался фантастической работоспособностью – всего им создано около 6000 полотен! Он мог написать картину за 2-3 часа. И даже слегка бравировал этим, устраивая своеобразное шоу, когда на глазах изумленных зрителей нетронутый холст за час превращался в живописное полотно.
Иван Константинович был настоящим виртуозом, к тому же обладал феноменальной памятью. Он быстро отказался от этюдов, потому что работа с натуры выглядела скучной и блеклой, в то время как рисунок по памяти получался живым и ярким. Художник делал лишь беглые зарисовки, а уже в мастерской писал по памяти. Эту особенность своего творчества он объяснял так:
«Обдумывая картину, я не отвлекаю от нее моего внимания не только праздными разговорами, но даже и видом предметов посторонних… Непременное условие моей мастерской — гладкие стены, не обвешанные ни картинами, ни эскизами».
Кроме таланта живописца, природа одарила этого русского художника (напомню: армянина по происхождению) еще и практической сметкой. Его картины раскупались моментально. Не последнюю роль в этом играла правильная «маркетинговая политика»: в мастерской маэстро создавались и эксклюзивные полотна для богатых, и пейзажи для массовой продажи, и сувениры для людей с тощим кошельком…








Айвазовский стал кавалером многих отечественных и зарубежных орденов, членом пяти европейских Академий художеств: Римской, Флорентийской, Штутгартской, Амстердамской, Петербургской. С 1846 года он постоянно жил и работал в Феодосии, преподавал в созданной им художественной мастерской. Дом художника являлся центром культурной жизни края. Здесь побывали многие известные живописцы, музыканты, артисты, церковные и общественные деятели.
С 1881 года Айвазовский – почетный гражданин Феодосии. Он много сделал для развития родного города, благодаря его стараниям был реконструирован морской торговый порт, проведена железная дорога, построен водопровод.
Художник постоянно занимался выставочной, общественной и благотворительной деятельностью. Оказывал большую материальную помощь нуждающимся актерам и сценическим деятелям, художникам и скульпторам, пострадавшим от геноцида армянам и понесшим ущерб от наводнений жителям российских и итальянских городов. Ко всему прочему, он также был членом Российского Географического общества, членом совета Лазаревского института восточных языков в Москве, членом Санкт-Петербургского Общества поощрения художеств, членом Общества изящных искусств в Одессе, Общества спасения на водах…
Умер Иван Константинович Айвазовский в ночь на 19 апреля (2 мая) 1900 года и был похоронен в родном городе. На надгробном памятнике высечены слова на русском и армянском языках:
«Профессор Иван Константинович Айвазовский 1817-1900».
И еще:
«Рожденный смертным оставил по себе бессмертную память».






А неподалеку от Феодосийской картинной галереи (и даже по похожему адресу: Галерейная, 10) стоит дом, который трудно не заметить, так как фасад здания похож на романтическую бригантину. Это мемориальный и литературный музей автора известной повести «Алые паруса» Александра Грина. Писатель жил в Феодосии в течение пяти лет, с 1924 по 1929 годы, и написал «Бегущую по волнам», а также несколько рассказов.
Мемориальный музей Марины и Анастасии Цветаевых тоже появился в Феодосии не случайно. Перед началом Первой мировой войны сестры вместе с семьями жили в этом городе и очень полюбили его. В музейных залах экспонируются обстановка начала прошлого века, вещи и старые фотографии Цветаевых и их друзей…
А вообще этот самый «прошлый век» отметился в истории Феодосии, да и всего Крымского полуострова, такими дикими эксцессами, что даже писать об этом тяжело…
Красные черноморские моряки, уже побитые в начале декабря 1917 года генералом Алексеевым и донским атаманом Калединым под Ростовом и Таганрогом (когда попытались послать туда свой «революционный десант»), занялись с конца того же года завоеванием Крыма. После похорон убитых, привезенных с Дона, несколько дней шло истребление «контры» — морского офицерства, членов семей, а то и совершенно случайных «буржуев». Солдаты и матросы ходили по домам и останавливали на улице прохожих. Брали бывших офицеров – тех, кто не ушел на Дон, стараясь сохранить нейтралитет в междоусобице, брали всех, показавшихся подозрительными, арестовывали священников. Судьба их была одна – смерть. Доходило до того, что ценных специалистов, согласившихся на тот момент в Севастополе служить большевикам, прятали от расправы сами команды судов.
С января 1918 года флот переключился на другие города. Их захват происходил по одному сценарию: к берегу подходили военные корабли, на город наводились пушки. Так моряками были взяты Евпатория, Ялта, Керчь и Феодосия.
Высаживался отряд, который подавлял сопротивление небольших воинских команд, если таковые вообще имелись – татарских или местного самоуправления. Потом при поддержке портового сброда устанавливалась «советская власть», начинались грабежи и репрессии.
Зверства творились неслыханные. Например, в Евпатории более 300 человек из офицеров и интеллигенции было истреблено на гидрокрейсере «Румыния». Обреченных, раздетых догола, выводили на палубу, потом медленно, с побоями и издевками, вырезали уши, губы, носы, половые органы, отрубали руки и лишь затем кидали в море. Подобными казнями любила руководить лично комиссарша-большевичка Антонина Нимич.
13 января 1918 года была взята резиденция татарского автономного правительства Симферополь. Татарское население, не принявшее большевизм, подверглось жестоким расправам наравне с «буржуазией». Рассказывали, что на симферопольском железнодорожном вокзале, одном из главных своих опорных пунктов, матросы ходили по щиколотку в крови. Офицеров бросали в паровозные топки.
На рейд города Феодосии прибыли эсминцы «Пронзительный», «Калиакрия», «Фидониси», с отрядом матросов на борту под командованием анархиста А.В. Мокроусова. На побережье высадили десант, и севастопольские матросы приступили к казням местных офицеров. Одним из первых расстреляли известного феодосийского домовладельца генерал-майора Сергея Шелковникова.
Следующей жертвой революционных матросов стали офицеры 491-го пехотного Варнавинского полка, которые прибыли в Феодосию на морском транспорте с Кавказского фронта прямо в разгар событий.
Эсминец «Гаджибей» поджидал транспорт на рейде. Матросы «Гаджибея» остановили судно и отдали приказ выдать им всех офицеров, находящихся на борту. Солдаты полка отказались и даже собирались дать вооружённый отпор, приготовив пулемёты. Но «Гаджибей» пригрозил применить против транспорта торпеды, эта угроза подействовала. Рядовые выдали своих офицеров, в количестве шестидесяти трёх человек — все они были расстреляны на Новороссийском молу.
А дальше начал происходить фарс — к сожалению (или к счастью?!), типичный для кровавой русской революции начала прошлого века. Дальнейшего разгула террора в Феодосии на тот момент, как ни странно, не произошло — в чём жители видели заслугу исключительно первого советского коменданта города большевика М.Ф. Барсова. Который прямо и бескомпромиссно заявил севастопольским революционерам:
«Буржуи здесь мои и никому чужим их резать не позволю!».


Увы, современные историки отдельно выделяют два особо сильных всплеска красного террора в Крыму: первый — это зимой 1917-1918 годов, в первые месяцы после Октябрьского переворота. А второй — с ноября 1920 по конец 1921 годов, после окончания Гражданской войны на Юге России.
В Крыму с конца 1920 года развернулась жуткая, еще не виданная по масштабам кампания террора. Когда Красная армия при победоносном шествии от перешейков к черноморским портам рубила сдающихся и приканчивала штыками раненых в захваченных лазаретах, это была только прелюдия.
Новая власть вообще-то довела до всеобщего сведения, что победивший пролетариат великодушен и мстить не собирается. Многие из эвакуировавшихся в Крым во время Гражданской войны сами решили здесь остаться. Крымский полуостров все-таки был последним клочком русской земли, покинуть его – значило стать изгнанником, скитаться по неизвестной чужбине. Невольно начали рождаться самоуспокаивающие теории и слухи: что, раз большевики победили в войне, им придется налаживать международные связи. И в Крыму им «придется держать экзамен перед Западом», поэтому от каких-либо репрессий они, конечно же, воздержатся.
Успокаивали местные рабочие, уже сжившиеся с приезжими «буржуями» и, в принципе, неплохо относившиеся к этим несчастным людям. Посчитав себя хозяевами положения, они уверяли, что возьмут беженцев под свое покровительство и бесчинствовать в своих городах большевикам не позволят.
Остаться решили многие военные, доверившись прокламациям Брусилова и Фрунзе, где была обещана полная амнистия. Листовками с этими обращениями засыпали с самолетов отступающих белых. Фрунзе даже направил Врангелю радиограмму с предложением капитуляции на «почетных условиях»: сдавшимся гарантировалась жизнь и неприкосновенность, а тем, кто не пожелает остаться в России – свободный выезд за рубеж при условии отказа под честное слово от дальнейшей борьбы…
А вот эвакуация из феодосийского порта, увы, прошла не самым удачным образом в сравнении с другими пунктами крымской эвакуации Русской армии. Не смог полностью погрузиться на суда даже Кубанский корпус, которому и предписывалось эвакуироваться из Феодосии — здесь были оставлены 1-я Кубанская казачья дивизия и Терско-Астраханская бригада.
В результате в городе «зависли» многие тысячи желающих эвакуироваться: отставшие от своих полков солдаты и офицеры армии Врангеля, отдельные роты, батареи и команды, тыловые учреждения, лазареты, забитые ранеными и больными, семьи военнослужащих и чиновников.
Террор начался сразу же по занятию города красными. В ночь с 16 на 17 ноября 1920 года по приказу комиссара 9-й дивизии М. Лисовского на железнодорожном вокзале были расстреляны все находящиеся там раненые офицеры и солдаты команды выздоравливающих Виленского полка (возможно, это была месть попавшему в плен противнику, так как 9-я дивизия красных неоднократно встречалась с Виленским полком на полях Северной Таврии).
В первую же ночь в Феодосии было убито 420 человек.
Приказом № 1 начальника красного гарнизона была объявлена регистрация всех бывших военнослужащих Русской армии. По нему на регистрацию явилось более 4500 человек, которых поначалу не задерживали.
Несмотря на слухи о массовых расстрелах в Симферополе и Керчи, появилась надежда на то, что большевики выполнят обещание об амнистии сдавшимся и рыцарском отношении к населению, данное 11 ноября 1920 года. Но через двое суток после окончания первой регистрации была объявлена перерегистрация.
Теперь всех явившихся немедленно арестовывали и под конвоем отправляли в пустующие казармы Виленского и Крымского полков, на дачу местного фабриканта-табачника Месаксуди и в бараки курских рабочих-железнодорожников, построенных специально для них на Феодосийском Карантине (эти рабочие ушли с белыми из Курска при отступлении осенью 1919 года). Самих рабочих числом до 400 человек, вместе с жёнами и детьми, в ночь с 19 на 20 ноября выгнали из лагеря и расстреляли на мысе Святого Ильи из пулемётов.
На месте бараков был организован концлагерь, в котором условия содержания ужасали — заключённые были настолько плотно набиты в казармы, что спать приходилось на полу помещений и во дворе на одном боку. Для того, чтобы перевернуться на другой бок, переворачиваться приходилось всем рядом одновременно.
И с самого начала пребывания в концлагере заключённых начали сортировать на две категории — тех, кто служил исключительно белым, и тех, кто за время Гражданской войны был мобилизован и той, и другой противоборствующей стороной. «Чисто-белых» каждую ночь расстреливали из пулемётов на мысе Святого Ильи или за городским кладбищем.
На мысе Святого Ильи трупы сваливали в три параллельно идущие балки; места расстрелов охранялись бойцами ОСНАЗ, которые отгоняли жителей и родственников расстрелянных, пытавшихся забрать тела для погребения. Расстрелы также производили на Карантине, Чумной и Лысой горах (где сейчас расположена телевышка), а трупы расстрелянных скидывали в старые генуэзские колодцы.
После полного заполнения колодцев заключённых стали выводить на работы в «копи», засветло заставляли рыть общие могилы, и затем с наступлением темноты расстреливали, предварительно обобрав до крестика. Известны случаи, когда людей связывали колючей проволокой и просто топили за Чумной горой в море…
Ну, а «бело-красным» предлагалось вступить в Красную армию. Не согласившихся или не принятых по каким-либо причинам расстреливали, а согласившихся отправляли в полевые лагеря особых отделов 4-й и 6-й красных армий под Симферополем, Бахчисараем, Джанкоем и Керчью. Где их… тоже расстреливали, из-за нехватки продовольствия и солдат для охраны.




В общем, когда 9-я дивизия РККА, спустя всего лишь 15 дней, покидала Феодосию, начальник её Особого отдела докладывал: «Из зарегистрированных и задержанных в Феодосии белогвардейцев в количестве приблизительного подсчета — 1100, расстреляно 1006. Отпущено 15 и отправлено на север 79 человек».
И это только данные о работе Особого отдела всего лишь одной красной дивизии!
Кстати, Феодосийский отдел ЧК, морской и дивизионный Особые отделы разместились как раз в картинной галерее Айвазовского, отметив размещение пьяной оргией, во время которой штыками были исколоты три картины художника.
Убийствами занимались не только расстрельные команды. Бойцам красных конных отрядов в качестве учебного пособия выдавался «человеческий материал», на котором отрабатывались приёмы сабельного боя — выстраивая приговорённых к казни в шеренгу, они практиковались в рубке голов.
Один из местных большевиков, протестуя против массовых расстрелов в письме в адрес ЦК РКП(б), так описал казнь 29 человек – больных и инвалидов, накануне положенных в госпиталь:
«Расстрел был осуществлён невероятно жестокими условиями: предназначенные к расстрелу предварительно раздевались донага и в таком виде отправлялись на место расстрела. Здесь, видимо, стрельба производилась прямо в толпу, многие из расстреливаемых оказывались не убитыми, а лишь легко раненным… те раненые, которых не добили по недосмотру, разбегались, расползались по окрестностям. Их появление в деревнях и на окраинах города производило жуткое впечатление на население… Их прятали, кормили, выхаживали. Затем начиналась цепная реакция расстрелов укрывателей».


Оставил воспоминания об этих днях и поэт Максимилиан Волошин. Он жил в Феодосии в одном доме с большевистской расстрельной «тройкой», которая штамповала приговоры, лично общался с этими «приговаривающими к высшей мере социальной защиты». Однажды Волошин видел в расстрельных списках и собственное имя, но в тот раз ему дали разовую возможность вычеркнуть двести человек из расстрельного списка в тысячу приговорённых. В письме к К.В. Кандаурову от 24 апреля 1921 года он написал:
«Более страшного времени Крым не переживал. За 5 месяцев казнено 30 тысяч (сколько во всей Франции за 10 лет Французской революции!). Я всё время борюсь с террором (хотя за ходатайства казнят!), несколько десятков удалось вырвать. Несколько гарантирует то, что то же делал при Деникине и Врангеле для коммунистов. Зимой, из-за обилия доносов, уехал из Феодосии, но теперь возвращаюсь и устраиваю у себя санаторию для художников. Необходима поддержка из центра… Не раз телеграфировал Горькому и Луначарскому, посылал списки арестованных художников».
Единственной общественной организацией, которая еще хоть как-то помогала приговорённым людям, был Американский Красный Крест, которому большевистское правительство не решилось запретить допуск к арестованным. Представители Красного Креста посещали концлагеря, совершали обходы, некоторых заключённых удавалось отправлять в госпиталь.
Расстрелы стихли только в октябре 1921 года, и тогда же большевики стали уничтожать следы преступлений — рвы с трупами жертв террора засыпались негашёной известью, а сверху землёй. Но и в начале XXI века дожди все еще продолжали вымывать из земли человеческие кости.
По подсчётам разных исследователей, только в одной Феодосии было расстреляно от 6 до 12 тысяч человек.
Вскоре убийцам стал помогать начавшийся голод. Небогатые запасы Крыма частично подъела Красная армия, частично вывезли в Россию в рамках продразверстки. И даже партработники и чекисты, понаехавшие было отдохнуть от «трудов праведных» в местные лечебницы, быстро побежали назад от голода. Однако советские служащие, понятное дело, получали хоть какое-то снабжение. Беженцы же оказались предоставлены самим себе, без всякой помощи, лишенные каких-либо средств к существованию, лишенные даже возможности уехать. Пропуска на выезд из Крыма подписывал лично председатель Крымского ВРК Бела Кун, который, по сути, и возглавлял (вместе с небезызвестной Розалией Землячкой) операцию по массовому истреблению «буржуев» на полуострове.
Люди в Крыму оказались фактически в положении заключенных концлагеря, вымирая от голода. Стало погибать и местное татарское население. Плюс эпидемии, с которыми никто, естественно, не боролся…
Обстановку 1920-1921 годов в Крыму красноречиво описал в стихах Максимилиан Волошин:

Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей, и стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо,
Восточный ветер выл в разбитых окнах,
А по ночам стучали пулеметы,
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел…
Зима в тот год была страстной неделей,
И красный май слился с кровавой Пасхой,
Но в ту весну Христос не воскресал.




Как вы понимаете, Вторая мировая война тоже не обошла Крымский полуостров, а соответственно и Феодосию, стороной, добавив очередные жутковатые штрихи к бесконечной трагической истории древнего города.
11-я армия вермахта под командованием генерала от инфантерии Эриха фон Манштейна начала операцию по захвату Крыма 18 октября 1941 года. После десяти дней упорных боев немцы вышли на оперативный простор и к 16 ноября весь Крым, кроме Севастополя, был оккупирован.
А уже 26 декабря 1941 года началась Керченско-Феодосийская десантная операция. Немцы никак не предполагали, что менее чем через два месяца после сдачи Феодосии, в разгар зимы и в очень плохую погоду, у русских найдутся силы и решимость для проведения столь дерзкой операции.
Феодосия в качестве главного пункта высадки в Крыму была выбрана из-за выгодного географического положения: в здешнюю бухту могли заходить большие корабли, порт оборудован для выгрузки тяжелой техники и город, ко всему прочему, находится достаточно близко к центральной равнине Крыма. Поэтому его захват позволил бы осуществлять контроль над полуостровом.
Крупные воинские подразделения предполагалось десантировать непосредственно в порт, занятый противником. Операций такого масштаба в мировой практике ведения войн ещё не было. Перед планируемым на главном направлении ударом высадили вспомогательные десанты на северном и южном берегу Керченского полуострова для того, чтобы сковать силы противника — высадка этих десантов облегчалась небольшой шириной Керченского пролива.
А в морозный штормовой день 28 декабря 1941 года с причалов новороссийской военно-морской базы на корабли начали грузить машины, лошадей, боеприпасы. По трапам поднимались тысячи солдат и офицеров 44-й армии. Большинство из них никогда не были в бою и ни разу не плавали на морских судах. Никто из них не знал, куда их повезут.
С наступлением темноты крейсеры «Красный Крым» и «Красный Кавказ», лидер «Ташкент», несколько эсминцев, тральщиков и транспортных судов вышли в штормящее море и взяли курс на Крымский полуостров.
Героический Феодосийский десант уходил в бессмертие…




Солдаты думали, что корабли идут в Севастополь, защитники которого из последних сил отражали второе наступление 11-й армии Манштейна. Только в море объявили пункт назначения — Феодосия. Шторм усиливался, начиналась пурга, температура воздуха упала до минус 17.
Пехотинцы мерзли, многие страдали от качки. Ледяной коркой покрылись борта и корабельные надстройки. Сильнее всего болтало легкие катера, идущие по обеим сторонам кильватерной колонны. Именно на них находилась обвешенная гранатами команда «первого броска», состоявшая исключительно из краснофлотцев. В плане операции учитывалась в том числе пресловутая морская болезнь, и в передовую группу брали только добровольцев-матросов.
По пути подорвался на мине эсминец «Способный», погибло около 200 человек.
К четырем утра 29 декабря эскадра подошла к берегам Феодосии незамеченной.
Высадка десанта в зимнее время, без тяжёлого вооружения и прикрытия авиации, привёла, естественно, к тяжёлым потерям. Лишь благодаря героизму десантников был обеспечен общий успех операции.
Очистив порт, моряки штурмового отряда захватили гостиницу «Астория», где проживали немецкие офицеры, городскую управу на улице Карла Либкнехта, здание гестапо на улице Галерейной. Чуть позже был взят Казанский собор, который немцы переоборудовали в тюрьму, но наиболее тяжелый бой произошел у здания государственного банка на улице Горького. Наступающие не располагали тяжелой боевой техникой — орудия перевозились на баркасах по одному и выгружались без кранов. Крейсеры и эсминцы поддерживали десант корабельной артиллерией.


После очистки от фашистов центральной части города десантники атаковали высоты, примыкающие к Феодосии, на которых располагались немецкие артиллеристские батареи. К вечеру 29 декабря были захвачены холм Митридат, гора Лысая, станция Сарыголь и мыс Святого Ильи. К 23 часам весь город был в руках десантников, а разбитые фашистские части отступили на Коктебель.
Не спавшим двое суток советским солдатам отдыхать пришлось там, где их застала ночь. По воспоминаниям сибиряков, участвовавших в десанте, здешний холод показался им страшнее сорокаградусного. На юге при сильном ветре мороз переносится гораздо тяжелее, чем на севере – и в чистом поле при 20-градусном морозе многие бойцы просто замёрзли…
Хотя окружить и уничтожить керченскую группировку немцев не удалось, она понесла ощутимые потери, и в результате противник был вынужден 1 января 1942 года прекратить наступление на Севастополь, а также лишился Керченского полуострова. Советские войска получили плацдарм для уничтожения вражеской группировки в Крыму, что вынудило немецкое командование перебросить из-под Севастополя часть сил в район наступления Красной армии.
Однако воспользоваться новыми возможностями советские генералы не сумели. Да и задача освобождения Крыма на тот момент была явно нереальной, командование недооценило силу и возможности врага. Манштейн, располагая данными о подготовке частями Красной армии наступления, 15 января нанес мощный упреждающий удар. Советские бойцы не сумели вгрызться в мёрзлую землю и закрепиться на завоёванном плацдарме. Четыре немецкие дивизии и румынская бригада, прорвав оборону, устремились на восток Керченского полуострова. 17 января 1942 года десантникам и подошедшим к ним подкреплениям пришлось оставить Феодосию и отойти на Ак-Монайские позиции…
Феодосийский десант помнят немногие. Наград за него не давали. В советское время стыдливо говорили, что, дескать, была такая тактическая операция, которая позволила отвлечь немцев от Севастополя. Тем не менее, она оказала огромное влияние на ход Второй мировой войны — наступление на Северный Кавказ было отсрочено почти на полгода. А без грозненской и бакинской нефти Советскому Союзу сложно было бы победить.
Феодосия почти два с половиной года находилась под фашистской оккупацией. В городе за это время расстреляли около 8 тысяч жителей, а в результате тяжелых боев часть улиц и домов была сильно разрушена. Окончательно город был освобожден 13 апреля 1944 года в ходе общего наступления Красной армии.


Вот такая она, Феодосия — город «данный богом», как говорили о нем древние греки, раскинувшийся своими перламутровыми песками вдоль морского побережья. Здесь живописные горы и Черное море с картин Айвазовского обрамляют город с двух сторон, степные травы весной наполняют воздух чудесными ароматами, да и вообще природа щедро наделила Феодосию своими богатствами: заповедные леса, целебные грязи, минеральные источники и чистейший, пропитанный хвоей воздух – всего этого в избытке. Большинство туристов и едет в Крым ради пляжей, этого самого чистого воздуха, мягкого климата и уникальных достопримечательностей. А в Феодосию люди приезжают еще и для того, чтобы насладиться удивительными видами старинных стен и башен, вдохнуть запах древности, царящий здесь, почувствовать аутентичную атмосферу Средневековья.
К слову, крымская земля еще и настоящий кладезь для любителей таинственного и непознанного. Есть немало историй о том, как люди здесь становятся очевидцами чего-то нового и неизведанного; при этом любители эзотерики и загадок даже называют конкретные места, которые дарят им силу и энергию или же, напротив, приводят в состояние апатичности и слабости…
Так оно и есть.
Однако, как видите, не получился у меня рассказ о Феодосии в жанре эдакого стандартного туристического проспекта – ну, как здесь хорошо дышится и отдыхается, как тут интересно (что и есть на самом деле). История провинциального крымского городка, как ни крути, изобилует такими «зубодробительными» подробностями, что о них, быть может, проще было умолчать. Или упомянуть как-нибудь вскользь, между делом – имелся, конечно, и такой компромиссный вариант.
Но, на мой взгляд, именно здесь, в Феодосии, ярко и недвусмысленно проявляется одна простая истина.
Если разобраться, все похожие, то есть почти сказочные по своим параметрам (расположение, климат, красивые окрестности) места были и будут предметом бесконечных людских споров: КОМУ и КАК здесь жить.
В этих исключительно благодатных краях всегда – на протяжении столетий и тысячелетий — бесконечно лилась кровь за обладание данной территорией.
Возможно, такова судьба всех подобных мест. Ну, если и не всех, то очень-очень многих.
Уходят народы и цивилизации, а проблема-то остается.
Да и все последние события с Крымским полуостровом, происходящие уже на наших глазах, в нашем просвещенном и продвинутом XXI веке, не тому ли пример? Полуостров явно стал «яблоком раздора» между двумя братскими народами, разговаривающими на одном языке, практически с одной и той же культурой, традициями, историей.
И сдается мне, что это далеко не конец.
Хотя, знаете… ассоциации с аккуратным и бесконечно милым южным городком Феодосия по-прежнему напрашиваются максимально теплые: Черное море, Крым, протяженные городские пляжи – и все вокруг такое яркое, солнечное, ласковое, доброе…
Впрочем, обо всем этом вы прочитали у меня в самом начале.

Дмитрий Фефелов,
июль 2020 г.